- Латышская литература
-
ЛАТЫШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. — Земли, заселенные латышскими племенами, в конце XII в. были «открыты» ганзейскими купцами, создавшими на всем восточном побережьи Балтийского моря свои торговые фактории. За экономической гегемонией немецкого торгового капитала в Прибалтике быстро последовала политическая его аннексия. Чтобы воспрепятствовать проникновению на Балтийское побережье русских купцов и сломить сопротивление, которое латышское, ливское и эстонское население оказывало организованному грабежу со стороны немецкого торгового капитала, над страной был объявлен протекторат римской церкви и была установлена феодальная система управления. Так. обр. малые народы Прибалтики очутились под тройным гнетом — экономическим, военно-феодальным и церковным. Бурное развитие торгового капитала в XVI веке привело к падению независимости Ливонского ордена меченосцев, превратило часть феодалов в простых помещиков, ведущих на своей земле крупное хозяйство с помощью крепостного труда, и положило начало росту торгово-ремесленных городов на месте торгово-грабительских факторий и феодальных замков. Латышское же население окончательно потеряло остатки своей племенной и родовой организации и было превращено в крепостных крестьян немецких баронов. Торговый капитал, который в интересах закрепления своей власти четыре века тому назад пригласил церковь быть протектором над Прибалтийскими землями, на новом этапе своего развития отказался от протектората церкви, стал на сторону реформации и низверг власть Рима. Эти крупнейшие изменения в политической и хозяйственной жизни Прибалтики однако не изменили национальных отношений: высшие классы (дворянство, духовенство, купцы) состоят и после этого исключительно из немцев — приехавших из Германии завоевателей, их потомков и небольшой группы туземной родовой знати, перешедшей в лагерь завоевателей и принявшей их культуру и яз. Латыши же, сохранившие свой яз. и нравы, — почти поголовно крепостные немецких баронов. Городские поселки — новые торгово-ремесленные центры — аккумулируют латышское крестьянское население, превращая крестьян в подмастерьев; но и тут происходит тот же процесс онемечивания посредством приобщения к ганзейско-немецкой ремесленной организации.
Так. обр. создалось положение, при к-ром в течение нескольских веков официальное политическое и культурное лицо страны было немецким. Письменность латышского края — кто бы по национальному происхождению ни был ее творцом — создавалась на латинском и немецком языках. Творчество латышских народных масс в течение всего средневековья, а также всего периода торгового капитала, вплоть до XIX века, оставалось устным. На старых вариантах наслаивались новые, отжившие взгляды заменялись новыми, и в конце XVIII и в начале XIX веков латышские народные песни приняли свою последнюю редакцию, записанную в 60-х—90-х гг., через к-рую однако проглядывают все прежние формации. Таким образом латышские народные песни носят отпечаток всей истории закабаления латышского народа немецкими купцами, римской церковью и феодалами-помещиками. В них отображается борьба с немецким капиталом, а также и классовые противоречия в самом латышском крестьянстве и на этой основе эволюция мировоззрения латышского крестьянства (распад мифологии, воззрений на природу и т. д.); притом в них находят определенное отражение взгляды, мнения и настроения беднейших и наиболее угнетенных слоев крестьянства конца XVIII и начала XIX вв. Эти народные песни, собранные Хр. Бароном (1835—1923), и народные сказки, собранные А. Лерхис-Пушкайтисом (1859—1903), изданные Российской академией наук, составляют единственный памятник латышского литературного творчества до середины XIX в.
С ростом торгового капитала и внедрением реформации усилилась борьба между немецким, польским, шведским и русским торговым капиталом за захват Прибалтики. Постоянные войны вовлекли в эту борьбу верхушку латышского населения для поддержки той или другой из борющихся сторон. Эго заставило реформированную церковь, служившую торговому капиталу орудием влияния на массы, обратиться к латышам с проповедью на их родном яз., для чего необходимо было прежде всего снабдить духовенство переводами богослужебных книг. Первые попытки в этом направлении были сделаны еще католиками в период их борьбы против реформации, но особенно развилась эта деятельность во время шведского владычества, так как шведы вели борьбу против сепаратизма прибалтийских немцев. В 1526 появляется перевод на латышский яз. «Отче наш» — первый письменный документ на латышском языке, а сорока годами позднее — весь катехизис. В период шведского владычества переводятся псалмы, а в начале XVIII в. пастор Эрнст Глюк переводит Библию. Начало русского владычества, опиравшегося целиком на прибалтийских баронов, задерживает рост латышской письменности. Однако уже в конце XVIII в., когда под влиянием Западной Европы в лютеранскую церковь Прибалтики стали проникать рационалистические тенденции, немецкие пасторы кладут начало светской литературы латышей. Наиболее ярким выразителем этого периода в латышской литературе является Стендер Старший (1714—1796), ставивший себе целью побороть своим литературным творчеством влияние народных песен, всецело подчинить крестьян помещичье-пасторскому влиянию и приобщить их к немецкой культуре. Дело Стендера продолжает целый ряд его последователей — немецких пасторов; наиболее талантливым из них был беллетрист Нейкенс (1826—1868), выступивший на литературной арене в начале борьбы за национальное освобождение; этот пастор отдал свой недюжинный талант беллетриста и бытописателя идеализации феодальных отношений, вступив на путь активной борьбы с освободительными тенденциями национального пробуждения.
Крепостное право в Латвии формально пало в 1818—1819. Но крестьянину была предоставлена только относительная свобода передвижения, — земля же оставалась во владении помещиков, и за пользование ею крестьянин должен был отрабатывать барщину. Однако это освобождение крестьян от земли создало возможность накопления капиталов в руках деревенской верхушки, что способствовало быстрому расслоению крестьянства. В середине XIX в., после издания закона о предоставлении помещикам права продавать землю крестьянам и об отмене барщины, начинается быстрый процесс образования латышской буржуазии — в деревне капиталистического фермерства, в городе — купцов, домовладельцев, мелких предпринимателей и буржуазной интеллигенции. Этот экономический процесс порождает в политической жизни «младолатышское» течение. Наступает эпоха буржуазно-национального возрождения, появляются первые латышские политические писатели, обосновывающие права латышской буржуазии в ее борьбе против феодалов-помещиков и городской немецкой буржуазии (Хр. Вальдемарс, 1825—1891, А. Спагис, 1820—1871, К. Безбардис и др.). Молодая буржуазия стремится обосновать свои права историей латышского народа, к-рая была якобы насильственно прервана семьсот лет тому назад вторжением немецких колонизаторов. Воскрешается, а частично и искусственно создается латышская мифология. Начинается разработка латышского яз., освобождение его от германизмов (А. Кронвальд, Ю. Аллунанс и др.). В своей борьбе с немецкими феодалами молодая латышская буржуазия пытается опереться на царизм и часть русской бюрократии, используя стремления последней к ограничению исключительных привилегий немцев. Даже политический центр «младолатышей» переносится в Петербург, где издается их орган «Петербургас Авизес» (1862—1865).
В художественной литературе этому грюндерскому периоду зажиточного латышского фермерства соответствует появление высоко художественной по форме, националистически-романтической и политически-боевой по содержанию поэзии, наиболее выдающимися представителями к-рой являются Аусеклис (1850—1879), А. Пумпурс (1841—1902), Хр. Барон (1835—1923), Ю. Аллунанс (1832—1864) и др.
Аусеклис — непримиримый националист, борющийся против феодальных привилегий немецких баронов во имя интересов нарождающейся латышской буржуазии. Он в своем творчестве воспроизводит с большим мастерством мифологию и мотивы народных песен и поднимается до высокого пафоса. Его произведения пользовались популярностью в народных массах. Ю. Аллунанс — наиболее связанный с западно-европейской литературой — своими стихами и переводами с европейских языков стремится показать, что язык латышских крестьян может передавать лучшие произведения русских и немецких классиков. А. Пумпурс на основе народных сказок и былин создал литературный эпос «Лачплесис» с целью заполнить им отсутствие национального эпоса. Таким образом «младолатыши» создали ряд классических произведений Л. л. и расчистили путь для ее дальнейшего развития. Следует отметить, что в настоящее время эта националистическая литература, особенно эпос «Лачплесис», усиленно используется фашистами современной Латвии в целях разжигания националистического шовинизма. Но энтузиазма и энергии молодой латышской буржуазии эпохи национального возрождения, выступавшей от имени всего народа, хватило не больше чем на 1—2 десятилетия. Созданное в 1868 «Рижское латышское об-во» и ежедневная газета «Балтияс Вестнесис» уже с самого начала своего существования проникнуты мещанским спокойствием и сытостью буржуа, завоевавшего некоторую самостоятельность. Политические деятели, группирующиеся вокруг этих организаций, например Кришьян Калныньш, Бернард Дирикис, в конце 70-х гг. проводят уже политику компромисса с немецкой буржуазией и феодалами. Грюндерская эпоха прошла, и грюндерство открывает свое пошлое лицо; «младолатышей» сменяют самодовольные бюргеры, а националистов, борцов против немецкого засилья — приспособляющиеся мещане-псевдонемцы. Литература прогрессивно-национального подъема 60-х и 70-х гг., в которой видное место занимают романтические тенденции, перерастает в реакционный национал-романтизм 80-х годов, главными отличительными чертами которого являются мещанское самодовольство, беспредельное мифо- и боготворчество, слащавая любовная лирика, восхваление старины, национальных нравов, одежды, кушаний и т. п. Все это сочеталось с полным признанием в быту немецкого яз. и культивированием нравов немецкого мещанства. Типичнейшими представителями этой эпохи являются Лаутенбахс Юсьмыньш — представитель верхних слоев латышского буржуазного общества, автор надуманного и реакционного эпоса в стихах «Видевудс», Павасару Янис — опошлитель любовной лирики Гейне, Эссенбергу Янис — единственный художник в этой группе, опирающийся на мелкобуржуазную интеллигенцию, и Лаппас Мартыньш — представитель низших слоев мещанства, подлаживающийся под самые отсталые вкусы и настроения мелкобуржуазных и деревенских масс. Происходящие глубокие социально-экономические сдвиги нашли наиболее яркое отражение в творчестве писателей-реалистов — братьев Каудзитес и Апсишу Екабс. Братья Каудзитес (собственно автором является один М. Каудзитес) выступили в 1879 с романом «Эпоха землемеров» (Mehrneeku laiki). Произведение это, полное юмора, и едкого сарказма, по праву может называться классическим и прекрасно показывает хищническое лицо грюндера. Апсишу Екабс (1858—1929) — бытописатель старой латышской деревни, ее старого патриархального быта и нравов. Если братья Каудзитес живут еще подъемом 70-х гг., то Апсишу Екабс идеологически целиком связан с реакцией 80-х гг. Наблюдая расслоение деревни, видя, что старые патриархальные устои отмирают, что пассивные религиозные люди уходят в область предания, он из реалиста-бытописателя становится моралистом и борцом против «тлетворного влияния города».
В середине 80-х годов молодая латышская буржуазия переживает первый экономический кризис. В связи с падением хлебных цен на мировом рынке разоряются фермеры, разоряется также латышская городская буржуазия, вкладывавшая свои капиталы в торговлю и домовладения. Общий экономический кризис ускоряет процесс расслоения деревни и пролетаризации ее беднейшей части. Появляется безработица в городах как среди пролетариата, так и среди интеллигенции. На почве первого экономического кризиса, первых революционных выступлений пролетариата и крестьянских волнений вырастает оппозиция и буржуазному национализму. Политическое течение, получившее название «нового течения», отражает недовольство городской мелкой буржуазии, крестьян, арендаторов и мелкобуржуазной интеллигенции — отчасти и нарождающегося пролетариата. Органом оппозиции явилась газ. «Диенас Лапа». В студенческих сборниках «Пурс» появляются первые марксистские статьи на латышском яз. Это движение, разнородное по своему классовому составу, имело также тенденции, по своей сущности родственные русскому легальному марксизму; в нем зарождается революционное соц. движение — латышская социал-демократия. В 1893 в руки сторонников «нового течения» переходит газета «Диенас Лапа», редакторами которой становятся Я. Плекшан-Райнис (1865—1929) и П. Стучка (1865—1932). Активизация новых социальных сил привела к перевороту в литературе, к появлению новых литературных течений. Уже в половине 80-х гг. намечается оппозиция к господствующему слащавому романтизму. Первыми теоретическими выразителями поворота к новой ли-той эпохе являются ученики И. Тэна и Г. Брандеса в латышской критике Визулис и Т. Зейфертс, но новую эпоху провозглашает своими «Мыслями о новейшей литературе» (1893) один из первых латышских марксистов Я. Янсон-Браун (1870—1917), объявивший беспощадную войну слащавой романтике и консерватизму. Хотя Янсон-Браун по своим литературным взглядах еще находится в известной мере под влиянием того же Тэна и Брандеса, политически-общественное значение его выступлений было огромно. В художественной литературе представителями нового течения или под его значительным влиянием выступают Эдуард Вейденбаум (1867—1892), Эдуард Зваргулис-Трейманс (1865) и Аспазия (1865). Стихотворения Вейденбаума не могли быть напечатаны при его жизни по цензурным условиям — первое легальное собрание их, и то с пропусками, появилось только после 1905. Тем не менее они разошлись широко в рукописях, и их автор стал самым популярным и любимым поэтом революционной демократии. Его простые и четкие по форме стихи проникнуты протестом против реакции, мещанства и буржуазного национализма, полны призыва к борьбе, к свержению существующего строя. Но в то же время они носят отпечаток безысходной тоски от сознания обреченности мелкой буржуазии и мелкого крестьянства, к которому принадлежит автор. Зваргулис продолжает путь Вейденбаума, но не подымается до его высоты ни как художник ни как борец, и с начала XX в. его литературное творчество все более определенно отражает мещанское скудоумие. Творчество Аспазии первого периода проникнуто протестом против бесправия женщин и патриархальной морали. Ее драмы «Утерянные права», «Недостигнутая цель», Вайделоте», «Зелтените» и др. являются яркими культурно-историческими документами. Но если Вейденбаум сумел поднять голос протеста против всего современного общественного строя, то Аспазия даже в лучших своих произведениях не подымается выше мелкобуржуазного радикализма. И именно поэтому она вскоре после первых своих реалистических произведений переходит к романтической лирике, отражающей душевную жизнь современной мелкобуржуазной женщины, борющейся против бытовой закрепощенности («Красные цветы», «Душа в тени»). Такой же лирики полна ее наиболее яркая и значительная в художественном отношении драма «Серебряная вуаль» (1904). После 1905 творчество поэтессы глубоко лирично, но лишено какого бы то ни было общественного значения. Возвратившись в 1920 вместе с Райнисом из эмиграции (Швейцария) в националистически-буржуазную Латвию, Аспазия примыкает к соц-дем. партии, проповедуя в своей слащавой лирике шовинистический национализм. Своими мистическими выступлениями в печати, граничащими с поповствующим мракобесием, Аспазия отражает в последние годы явное упадочничество латышской националистической буржуазии и ее реакционной культуры. Реалисты-прозаики — Рудольф Блауман, Пурапуте, Саулетис, Персиетис, Доку Атис, Судрабу Эджус и др., — выразители идеологии средних слоев латышского фермерства, отражают в своем творчестве общественно-политические процессы, порожденные кризисом, и бытовые изменения, возникшие в этот период в крестьянской среде. Рудольф Блауман (1862—1910) — самый сильный из этой группы — крупнейший новеллист, крестьянский бытописатель и психолог, создавший ценнейшие в Л. л. произведения («Раудупиете», «Андриксон», «В тени смерти», «Субботний вечер» и мн. др.). Саулетис (1869) — ученик Блаумана, выразитель интересов тех же крестьянских слоев, с дальнейшим расслоением деревни становится реакционным моралистом и писателем реакционного кулачества («Андрис Виталкс»). Судрабу Эджус, отражающий в этот период также интересы среднего крестьянства, после Октябрьской революции приближается к пролетариату. Художественно к этой группе близок (хотя по своим социальным корням он связан с мелкой буржуазией) Аугуст Деглав. Отражение в его романе «Зелтените» жизни пролетариата дано с позиций реформистского сострадательного к тяжелой жизни тружеников бытописательства, без какого-либо протеста и политической устремленности. Дальнейшие произведения Деглава (роман «Рига») обнаруживают явно буржуазные позиции автора. Ян Порук, связанный с наиболее зажиточными и реакционными слоями латышского крестьянства, скорбит о распаде патриархальной деревни, но уже не как крестьянин, а как городской интеллигент. Порук впоследствии становится любимейшим поэтом латышской городской буржуазии. Его с полным правом можно считать одним из крупнейших латышских лириков, выразителем буржуазного индивидуализма; для Порука характерно чувство социальной обреченности и реакционность.
Начало нового века, канун революции 1905, дает новый перелом в Л. л. Латышская городская буржуазия превращается в буржуазию промышленную и становится крупнейшим экономическим фактором в стране, оттесняя крестьянскую фермерскую буржуазию. Ведя еще борьбу с немецкой буржуазией, верхушка латышской промышленной буржуазии уже входит с ней в соглашение. Трудовое крестьянство выдвигает в качестве своего литературного знаменосца мелкобуржуазную интеллигенцию, к-рая на революционном подъеме идет, как и крестьянство, за пролетариатом. Это литературное направление следует отличать от прежней крестьянской литературы. Крупнейшей общественной силой становится пролетариат — он гегемон революции, он и влияет на литературу новой эпохи. Классовые сдвиги перенесли Л. л. в город. «Недра или Райнис» — в этой формуле, выставленной Я. Ассарсом и В. Дерманом, — классовый смысл лит-ой борьбы кануна 1905. Крупнейшим поэтом революции 1905 явился Я. Райнис (см.) (1865—1929), один из первых соц.-дем. в Латвии, редактор газ. «нового течения» «Диенас Лапа». В 1897 Райнис был арестован и выслан в Вятскую губ. Из ссылки он пишет свои знаменитые «Далекие аккорды», изданные отдельной книгой в 1903 и ставшие литературным евангелием кануна 1905. В этом символически-импрессионистском сборнике едкая гейневская сатира на спящую зимним сном родину, на ее буржуазию и провинциально-мещанские нравы и быт сочетается с призывом к борьбе, ибо «новое время не придет, если люди его не приведут». Высокая художественность образов, политическая актуальность, новизна яз. и вместе с тем ясность и понятность каждой строфы делают Райниса поэтом борющихся масс. Ряд его стихов становится боевыми песнями и лозунгами. Можно сказать, что не было поэта более близкого массам, чем Райнис кануна 1905. На еще большую высоту Райнис поднимается в сборнике «Песня бури» (1905), где его символизм переходит в революционную аллегорию. После поражения революции он остается певцом побежденной и вновь поднимающейся революции, певцом борьбы, любви, природы и солнца. Каждая из книг его стихов — «Тихая книга» (1905), «Разбросанные ветром листья» (1905), «Ave sol» (1910), «Те, кто не забывает» (1912), «Конец и начало» (1913) — составляет эпоху в латышской лирике. Не меньшее значение имеют и его импрессионистические драмы: «Огонь и ночь» (1901, отд. книгой 1908), «Индулис и Ария» (1913), «Золотой конь» (1911), «Ветерочек» (1913), «Играю, пляшу...», «Иосиф и братья его» и др. Символика драматических произведений Райниса проникнута мотивами народных песен и сказок, что придает его творчеству уже в эпоху 1905 глубоко национальную окраску («Огонь и ночь»). Во время мировой войны Райнис впадает в открытый национализм и шовинизм, к-рый и окрашивает во все большей степени его драматические произведения последних лет (в особенности «Даугава» и др.). В 1920 Райнис возвратился из эмиграции в Латвию, где был встречен исключительными почестями; их не оказывал ему лишь революционный пролетариат. Значение Райниса в Л. л. и культуре громадно. Идеолог буржуазно-помещичьей контрреволюции — Андревс Недра (1871) — пастор, отказавшийся в период до 1905 от пасторства, чтобы политически служить буржуазии, во время революции пишет контрреволюционные и моралистские поучения («Письма к молодому поколению» и др.). Ярый монархист и реакционер, Недра после революции становится во главе немецких фашистских банд Бермонта и ныне является одним из вождей латвийского фашизма. Его активная литературная деятельность длится только до революции 1905. В крупнейших своих произведениях — «В дыму нови», «Чистое сердце», «Луна на исходе», «Миллионеры» и др. — Недра дает типы сильных буржуа, состязающихся в приобретательстве с немецкой буржуазией, чтобы, поровнявшись, поделиться и примириться с ней. Его «В дыму нови», самое реакционное в Л. л. произведение, стало евангелием капиталиста-приобретателя начала века. Его учение о сильной латышской буржуазии, о капиталисте-сверхчеловеке нашло сочувствие, но его призывы к созданию латышского дворянства и к примирению с немецкими баронами были чересчур реакционными даже для латышской буржуазии кануна 1905. Поэтому Андревс Недра не создал лит-ой школы. Его «неонационализм» нашел лишь немногих последователей, среди которых виднейший — А. Кениньш, пытавшийся после 1905 объединить латышских «неоклассиков» вокруг журнала «Залктис». К его общественно-политической установке после 1905 близка часть декадентства, как В. Эглитс, Айна Расмер, Фалий и Гаральд Эльдгаст, представители рафинированной буржуазной интеллигенции. Мелкобуржуазная и мелкокрестьянская интеллигенция, к-рая в 90-х гг. играла ведущую роль в литературе, уступила свое место идеологам рабочего класса. Но мелкая буржуазия и мелкое крестьянство кануна революции 1905 выдвинули талантливую группу писателей-неоромантиков, примыкавших одно время к революции. Наиболее выдающиеся из них: К. Скальбе, А. Аустриньш, К. Круза, Я. Акуратер, Я. Яунсудрабиньш, К. Штралс и др. По большей части они лично принимают активное участие в революционном движении, но подняться до художественного изображения революции и ее борцов им не удается. После революции часть их попадает в тюрьмы или эмиграцию, часть порывает с революц. движением и проходит в литературе этап декадентства. Через несколько лет, восстановив свое мелкобуржуазное благополучие, они образуют радикальную неоромантическую группу, давшую довольно большую, гл. обр. лирическую, литературную продукцию. К. Скальбе от радикальных стихов и едких сатирических выступлений против мещанства («Дочь Севера», «Когда яблони цветут», «Учитель Абель» и др.) переходит к тихой, интимной, асоциальной лирике и лирическим сказкам, не ставящим никаких проблем. Будучи во время империалистической войны явным сторонником русского империализма, Скальбе сейчас, в буржуазной Латвии, является одним из наиболее реакционных певцов национального шовинизма усиленно фашизирующейся латышской буржуазии. Неоромантик Я. Яунсудрабиньш пишет ряд интересных психологических романов («Айя») и книгу рассказов из своего детства — «Белая книга». В своих произведениях Яунсудрабиньш дает идиллическое описание деревенской жизни, прикрывая идиллией деревенской природы и тонкими психологическими переживаниями тяжелую жизнь крестьянина-бедняка и эксплоатацию батрачества. Немного в стороне от них стоит А. Аустриньш, сумевший после бесплодного периода декадентства дать ряд произведений, отражавших провинциальное свообразие и полных легкого юмора. Особое место занимает Плудонис, давший ряд общественно-актуальных и художественно ценных произведений. Однако и в настоящее время недостаточно четкие установки Плудониса используются националистической буржуазией в своих реакционных целях. В области литературной критики в период 1905 наиболее крупную роль играет теоретик латышского неоромантизма и модернизма Ян Ассарс (1878—1908), один из виднейших деятелей латышской соц.-дем. Однако литературная критика в период революции не играет такой роли, как в 90-х гг. Она выступает вновь в качестве большой общественной силы лишь в 1908, к концу периода декадентства, в книге Я. Янсона-Брауна «Фавны или клоуны», подвергнувшей уничтожающей критике декадентство и неоромантическое движение.
Новый подъем рабочего движения и концентрация сил пролетариата Латвии в период 1910—1914 вызывают к жизни новую группу писателей. В большинстве своем выходцы из мелкой буржуазии, они однако находятся под сильным влиянием марксистской лит-ой критики. В идеологическом оформлении этой группы большую роль играют виднейшие латышские марксисты, обращающиеся к лит-ой критике в целях рев. пропаганды (отчасти журн. «Домас»), — Я. Янсон, Я. Берзин-Зиамелис, В. Дерман и из более молодых Р. Пельше, а в некоторой мере и полубрандесисты и экономич. материалисты — А. Биркерт, А. Крауя, Лиготнис и др. Но знаменоносцем этого радикального по своему общественному содержанию и реалистического по своим литературным устремлениям течения является Андрей Упит (см.) (1877), романист, новеллист, драматург, лирик, критик, историк литературы и организатор писательского молодняка. Упит пытается применить марксистский метод для критического разбора отдельных произведений. Он отбрасывает эстетизм Яна Ассарса и кладет в основу оценки каждого литературного факта его социально-классовую значимость. Однако Упит часто, особенно в своих больших работах по истории литературы, соскальзывает к Брандесу и Тэну. Как художник Упит весьма плодовит — им написано свыше десяти больших романов (трилогия «Робежниеки», куда входят романы «Новые источники», «В шелковых сетях», «Северный ветер», романы «Женщина», «Золото», «Последний латыш», «Под громами», «По радужному мосту» и др.), большое количество рассказов и новелл («Тревога», «Голая жизнь» и др.), свыше десятка крупных драматических произведений («Голос и эхо», «Один и многие», «1905 год», «Мирабо», «Жанна д’Арк» и др.) и много других более мелких литературных произведений. Начав с реалистического бытописания деревни, он приходит к литературной разработке вопроса о классовом расслоении деревни и борьбе рабочего класса. Борясь против идеи единства национальных интересов, Упит не жалеет красок при описании разложения латышской буржуазии, превратившейся в антикультурный и антиобщественный класс паразитов. Некоторое затишье в его творчестве во время войны сменяется новым подъемом после революции. Его роман «По радужному мосту» является резким саркастическим памфлетом против послереволюционной латышской буржуазии и в то же время одним из ценнейших произведений реалистической Л. л. Поставив одним из первых проблему пролетарской Л. л., Упит однако («Пролетарское искусство», 1919) остался чужд пролетарской лит-ой молодежи. Творчество Упита, к-рое своим изображением революции 1905 года, своим радикализмом было близким пролетариату, носит на себе отпечаток мелкобуржуазных влияний и непоследовательности. Рабочий класс Латвии (Упит считал его своим) в условиях буржуазной Латвии прилагал все усилия, чтобы связать Упита с левым рабочим движением и помочь ему изжить двойственность и колебания. Но культивируя в своем творчестве в последнее время именно эту нерешительность, некоторый «объективизм» и «надпартийность», Упит, как напр. в драме «Дзирнеклис», дает карикатуру на революционную борьбу пролетариата и открыто сближается с литературой социал-фашизма Латвии. Свидетельством полного перехода Упита в лагерь буржуазии, к ее социал-фашистской агентуре, является его последняя литературно-критическая брошюра «Позиция Линарда Лайцена и моя», к-рая является открытым выпадом против левого рабочего движения в Латвии, револ. писателя Линарда Лайцена и нарождающейся молодой пролетарской литературы. Находившаяся под влиянием Упита группа молодежи уже накануне войны начала распадаться и дробиться. Из нее весьма немногие пошли по пути революции и пролетарской литературы (А. Брукленайс, Эд. Шиллер, П. Вейнис и др.), большинство же отошло и от пролетарской литературы и от литературного реализма. Наиболее выдающейся является группа урбанистов — Арвед Швабе (1888), Эд. Вирза (1886) и др. А. Швабе выступил впервые в Л. л. как революционный пропагандист («Как Добулис гостил у серого барона») и вульгарный марксист в лит-ой критике («Райнис или Плудонис»). Впоследствии он переходит к урбанизму верхарновского типа («Город», «Бульвары»), сочетая его с неореалистическим описанием хищничества деревенской буржуазии («Труд», «Молоко» и др.). Во время войны Швабе окончательно отходит от марксизма, переходит в лагерь буржуазии, становится буржуазным урбанистом-экспрессионистом («Гонг-Конг» и др.). Аналогичный путь проходит Эд. Вирза. Другая группа — Я. Карклиньш, Я. Грин, Фр. Барда и др., начавшая с революционных нот, отходит к реакционному романтизму. Наиболее талантливый среди них — поэт Фр. Барда («Сын земли» и др.), продолжающий традиции Порука. После войны основная масса латышского пролетариата, эвакуированная в Россию, принимает активное участие в Октябрьской революции. Сама же Латвия — неожиданно даже для ее буржуазии — отделяется от России и становится «независимой» демократической республикой. В обстановке, когда пролетариат количественно (бо`льшая его часть осталась в СССР, не желая возвращаться в кулацкую Латвию), организационно и политически ослаблен, а мелкая буржуазия запугана мировой революцией, политическая власть и культурная гегемония переходят к контрреволюционной буржуазии и кулаку. Переход всей полноты власти к латышской буржуазии дает возможность поддержать буржуазную литературу, однако упадочническая буржуазия не оказалась способной выдвинуть крупные таланты. Малоталантливые новые буржуазные писатели (Я. Веселис, А. Эрс, К. Студенте, Аустра Дале, Аида Недра, Юлий Розе и др.) своим творчеством напоминают период литературного распада после 1905. Лишь весьма немногие из нынешнего литературного поколения имеют действительное право именоваться писателями: Ян Эзериньш, отличающийся своеобразием и свежестью, Павел Розитс, начавший литературную деятельность еще в 1911 и в настоящее время развившийся в крупного художника, бытописателя буржуазии, Ян Судрабкалн — лучший из современных лириков латышской буржуазии, в своем творчестве далекий от реальной действительности. Против всей этой буржуазной литературы стоят писатели, выдвинувшиеся из пролетарской среды и объединившиеся вокруг революционных организаций латышского пролетариата. В первый период «независимой» Латвии наиболее левые писатели и критики создают группу «активистов» (см. Aktion), идущую по стопам зап.-европейских «активистов» и разделяющую их художественную и общественно-политическую платформу. Из этой группы «активистов» вскоре выделяются поэты революционного латышского пролетариата — Линард Лайцен (1884) и Леон Паэглэ (1890—1926), в то время как Андрей Курций (1883) и Карл Дзелзитс (1892), исходя из прежних позиций мелкобуржуазно-интеллигентского «активизма», после кратковременного заигрывания с левым рабочим движением от него отходят. Андрей Курций начал свою литературную деятельность в период реакции после 1905 года. Его стихи этого времени проникнуты пессимизмом. После войны и революции он остается на позициях радикального мечтателя и не находит реалистических форм для выражения своих настроений и для реальной связи с массами. В последнее время Курций стал во главе «независимой» соц.-дем. партии Латвии, имеющей целью быть барьером, мешающим отходу рабочих масс от обанкротившейся социал-демократии в сторону революционного рабочего движения. Так. обр., если раньше могла итти речь о возможности сближения Курция с пролетариатом, то в настоящее время он на деле сблизился с социал-фашизмом. Паэглэ, пришедший к «активизму» и затем к пролетарской литературе от мелкобуржуазного романтизма, в своем литературном творчестве не сумел окончательно отделаться от некоторой доли сентиментализма. Лучшие его произведения — «Знамена», «Тюрьмы не помогают» «Кто отсидит» и др. Л. Лайцен также пришел к пролетарской литературе от группы неоромантиков, в к-рой он однако занимал особое положение, будучи по существу художником-экспрессионистом. Став «активистом», он находит новую манеру письма и, окончательно присоединившись к пролетарскому фронту, становится руководителем пролетарского литературного и культурного движения в Латвии. Его программные «Литературные принципы» требуют актуальной, политически целеустремленной поэзии. Линард Лайцен создает новый краткий, четкий, репортажный стиль в Л. л., близкий русским лефовцам. По содержанию своему его творчество еще до 1924 несколько анархично; в последние годы все его произведения отражают быт, практические потребности и лозунги латышского пролетариата. Издаваемый им журн. «Левый фронт» является организующим центром борьбы против буржуазно-социал-демократической культурной реакции, центром пролетарской литературы и культуры. Вокруг него группируется революционный литературный молодняк. Лучшие произведения Лайцена: рассказы и романы «Оправданные», «Мебельная Рига», «Взывающие корпуса», «Прекрасная Италия», «Эмигрант», «Камеры» и т. д., сб. стихов «Караван», «Берлин», «Семафор», «Азиаты» и др., драматические произведения «Альфа и авто», «Панама» и др.
Если в период до войны во главе Л. л. стояли Упит и Райнис, то теперь — Лайцен и Упит, причем все наиболее передовое, наиболее радикальное и последовательное представляет Лайцен, колеблющееся же, не желающее оторваться от так наз. национальных корней группируется вокруг Упита, к-рый сознательно порвал с революционной литературой и рабочим движением. Упиту не удается создать школы; его последние ученики — К. Дзильлея, В. Гревин, Я. Гротс и др. — политически и художественно трусливые эпигоны. Они приближали Упита к мещанской Л. л.
Но в Латвии сосредоточена только часть Л. л. Другая часть ее — в СССР. Несмотря на малочисленность читательских масс, латышские писатели в СССР развивают значительную деятельность. Почти все они до ликвидации РАПП были организованы в латсекции последней. Пролетарская Л. л. в СССР прошла все этапы развития русской пролетарской литературы. В эпоху гражданской войны ее базой была латышская стрелковая дивизия, ее задачей — мобилизация боеспособности стрелков. Эту задачу она выполняла в основном старым художественным оружием, приспособив его для агитации и пропаганды лозунгов революции. В восстановительный период, с расформированием стрелковой дивизии, советская Л. л. теряет свою базу и, не успев перестроиться, переживает острый кризис. Но период затишья был периодом активной учобы, перевооружения, идеологического и художественного сближения с русской пролетарской литературой. В реконструктивный период советская Л. л. входит уже с значительным опытом, художественными достижениями и теоретическим багажом. Проходя через эти этапы, вырастали новые писатели и уходили со сцены старые, не сумевшие итти в ногу с развитием всей пролетарской литературы.
Несмотря на единство общественно-политического мировоззрения латышские писатели СССР различаются по своим социальным корням, связям с прежними литературными школами и с русской пролетарской литературой.
Старая писательская группа в советской Л. л. весьма немногочисленна. Новые произведения Судрабу Эджус, написанные после Октябрьской революции, остаются крепко связанными с латышским крестьянским реализмом. Судрабу Эджус стал писателем крестьянина-бунтаря и революционера. Симанс Бергис, начавший свою литературную деятельность среди латышской рабочей эмиграции в Америке, пытается дать отображение быта пролетарских масс, оставаясь прочно на почве старой реалистической школы. В своем творчестве писатель однако не поднимается до отображения революционных изменений и превращений в самом пролетариате («Красные корпуса» и др.). Эд. Шиллер и Клития как в прошлом, так и теперь — эпигоны неоромантизма и разделяют участь всех мелкобуржуазных неоромантиков, захваченных революционным подъемом: они в состоянии дать лишь смесь неоромантической фразы и оголенных лозунгов революции. Это почти все, что перешло в советскую Л. л. от Л. л. дореволюционной.
Между этой группой и творчеством выросшей на советской почве лит-ой молодежи крупное место занимает творчество двух писателей — Роберта Эйдемана (см.) и Петера Свириса. Роберт Эйдеман выступил впервые со сборником стихов в 1912. Его литературная деятельность на новых путях возобновляется в 1919, когда он дает прекрасную поэму «Старец». В годы гражданской войны Эйдеман прежде всего писатель-красноармеец, писатель-боец. По окончании гражданской войны, когда он достиг значительной зрелости в своем художественном и политическом развитии, главное место в его тематике заняли крестьянин-бедняк и местечковая беднота. Но его творчество только наполовину принадлежит Л. л., другой половиной оно входит в русскую литературу. Лучшие его произведения — «Старец», «Васкис», «Местечковые рассказы», «Восстание камней», «Как пахнет земля и хлеб» и мн. др. Петер Свирис, начавший литературную деятельность также до войны, известен главным образом своими едкими сатирическими памфлетами на современную Латвию. В самые последние годы Петер Свирис себя в литературе не проявляет.
Наравне с Эйдеманом одним из наиболее талантливых латышских писателей является Альвиль Цеплис, вступивший в литературу после Октября. Цеплис начинает со стихов, ломая старые стихотворные каноны, в 1920—1923 близко подходя к стихотворной форме В. В. Маяковского. Впоследствии писатель переходит к прозе; он и тут — не бытописатель, а импрессионист, но импрессионист-революционер. Он показывает, как революция изменяет людей, как крестьяне-романтики превращаются в людей революционной воли. Революция для него прежде всего — революция в человеческой психике, и стройку он видит тоже в изменении человеческой психологии. Его лучшие произведения — «Отрицатели», «Маленские волки», «Индия» и ряд мелких рассказов. По форме и содержанию своих произведений к нему близок Эд. Шмидт-Биройс, но последний в большей степени связан с революционной злобой дня. Его стихи — воззвания — отличаются плакатностью, близостью к лефовской форме, четкостью и яркостью революционной мысли.
Особое место в пролетарской Л. л. занимает Клуссайс (см. (Э. Эфферт, 1889—1927)). Начал Клуссайс с неоромантических этюдов; его роман «Женщина с винтовкой» является одним из лучших латышских художественных произведений, посвященных борьбе за диктатуру пролетариата в Латвии. Его последние рассказы («Пограничный уезд» и др.) обнаруживают уже в авторе законченного пролетарского писателя-реалиста, с редкой теплотой рисующего простых людей, рядовых солдат революции, не видящих ее далеких горизонтов, воля к борьбе к-рых вырастает на глазах читателя. К творческому методу Клуссайса близок К. Пелекайс, к-рый в своих сборниках стихов пытается дать образец революционной реалистической поэзии будней (сб. «Люди будней», 1927—1931). Третий в этой группе — К. Иокумс (лучшее его произведение «Приказ № 325»). Его творчество отображает стройку социализма в СССР. Близки к этой группе также Э. Рихтер и Кадикис — очеркисты, бытописатели гражданской войны. Кроме названных наиболее крупных писателей следует еще назвать Я. Эйдука, К. Преднека, Гранта, Зедыня.
Нужно отметить сильный рост за последние годы рабкоровской и очеркистской литературы, описывающей социалистическое строительство на заводах и в деревне. В этом отношении большую организующую и руководящую роль оказала латышская коммунистическая газета «Борьба коммунаров» и журнал «Стройка», к-рый является также теоретическим органом пролетарской Л. л.
В лит-ой критике в этот период выдвинулись П. Виксне, В. Кнорин, К. Курон и др.
В целом Л. л. в СССР поставила своей задачей стать идеологическим организатором борьбы пролетариата за социализм, отобразить великую Октябрьскую революцию и, в частности революционную борьбу в Латвии во всей сумме их воздействия на жизнь. В этом выражается ее участие, вместе с трудящимися массами латышей, в социалистическом строительстве СССР.Библиография:
Переводы латышской литературы на русск. язык: Сборник латышской литературы, Под редакцией Валерия Брюсова и М. Горького, с пред. Янсона Брауна, 1916; Дауге П., Певец солнца, борьбы и любви, 1919; Райнис, Огонь и ночь, 1920; Цеплис Ал., Отрицатели, 1925; Его же, Маленские волки, 1926; Его же, Восстание топора, 1928; Его же, Жизнь в кострах, 1930; Лайцен Л., Оправданные, 1925; Его же, Камнем в окно, 1927; Его же, Взывающие корпуса, 1928; Его же, Эмигрант, 1929; Его же, Гибель Британского средиземного флота, 1930; Берце А., Смерть Менуса, 1925; Бергис С., Центр тяжести, 1926. В 1926 выпущен на русском языке альманах «Молодая латышская литература», с предисловием тов. Кнорина; Клуссайс, Бунтующий народ, 1925; Его же, Женщина с винтовкой, 1928; Упит А., Северный ветер, 1929; Его же, На радужном мосту, 1927; Блауман Р., Под сенью смерти, изд. «Прибой», 1928; Озолин А., В вертящихся дверях, Гиз, 1930; Эйдеман Р., Степной ветер, серия «Универсальной библиотеки» Гиза, 1926 (в том же году в той же серии вышла книга «Местечковые рассказы», затем «Во имя долга», в 1929 — «Восстание камней», а в 1930 — «На заре»).
Сводные работы: На русском языке — Янсон Я., Очерк латышской литературы, сборник «Лат. литература», 1916; Кнорин В., Латышская литература после войны и революции, сб. «Молодая латышская литература», 1926. На латышском языке: Upits А., Latveešu literaturas vēsture, 2 тт.; Latveešu jaunakās literaturas vēsture, 2 тт.; Klusais, Latveešu ideologijas vēsture, Maskavā, 1925; Landers K., Latvijas vēsture, Maskavā.
Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. Под редакцией В. М. Фриче, А. В. Луначарского. 1929—1939.
.