Akademik

Ретардация
Ретардация

       
РЕТАРДАЦИЯ (лат. «запаздывание») — термин, применяемый иногда для обозначения задержки ожидаемой развязки (см.) в драматических и повествовательных жанрах. Обычно Р. создается или введением дополнительных действующих лиц, выступление которых приостанавливает развертывание главного действия между кульминационным моментом и развязкой, или введением ряда эпизодов, в к-рых участвуют герои основной фабулы, но к-рые не вносят каких-либо изменений в ситуацию главного действия. В четко расчлененных по строению жанрах Р. часто достигается отнесением кульминационного пункта действия на конец членения (акта, главы — такова напр. типичная композиция криминального и детективного романа). В эпических жанрах фольклора существуют почти канонические формы Р. — как ступенчатое строение (разложение ситуации на несколько однотипных эпизодов, постепенно ее усиливающих), различные виды повторения и т. п. Р. является одной из основных форм композиции, создающих Spannung (см.).
       См. Сюжет.

Литературная энциклопедия. — В 11 т.; М.: издательство Коммунистической академии, Советская энциклопедия, Художественная литература. 1929—1939.

Ретардация
РЕТАРДАЦИЯ — поэтический прием, состоящий в замедлении, задержании повествовательного потока, ритмической устремленности, развития сюжетных положений и т. п. Ретардация часто является результатом тавтологии (см.); а так как последняя служит порой для утверждения и закрепления известных моментов, то ретардация теряет в подобных случаях свой чисто статический характер и получает даже насыщенную эмоциональностью динамическую окраску. Так, напр., у Достоевского длительное задержание на какой-нибудь детали, приостанавливающее развитие действия, носит часто характер исступленности и служит для обнаружения в соответствующем герое повествования маниакальной заинтересованности известным явлением. Поэтому у Достоевского описания, — которые у иных художников обычно являются самым простым ходом замедления, — лишь в условном смысле задерживают повествование, ибо они у него ведутся, преломляясь через действующее лицо. Обычно же то обстоятельство, что автор описывает известную деталь так, как видит ее он сам, а не действующее лицо, и делает из описания самый элементарный прием задержания. В самом деле, приостанавливая действие и начиная, например, описывать местность, где происходит действие, автор резко раскалывает рассказ на два плана — динамический и статический, причем, вследствие контрастности, статический характер описания бросается в глаза. «Задержательность» описания в таких случаях становится очевидной и оттого, что в динамическом (повествовательном) плане действуют вполне определенные «вымышленные» лица, а в статическом (описательном) — появляется живое лицо автора...
Ретардация, столь явственная при введении в повествование описаний, характеристик и т. п., имеет более замаскированный характер, когда в основное действие вплетаются действия побочные и автор, оставляя главное русло, переносит внимание на то, что можно бы назвать «повествовательными притоками». «Задержательный» и «замедлительный» характер подобного переноса особенно чувствуется, когда автор вводит новое так, что с первого взгляда трудно установить связь между главным и «побочным» повествованием и когда вследствие этого «побочное» повествование получает самоценную мотивировку. Пример такой ретардации имеем мы в «Сорочинской ярмарке» Гоголя. В пятой главе «Ярмарки» рассказывается о сговоре парубка Грицко с цыганом, который за определенное вознаграждение обещает устроить свадьбу Грицко с нравящейся ему Параской. Плана своего цыган, однако, не раскрывает, и о развязке мы узнаем только в двенадцатой главе и опять из разговора Грицко с цыганом. На протяжении шести глав Гоголь, следовательно, держит читателя в недоумении, причем любопытен «задержательный» характер этого недоумения. Так, непосредственно за пятой главой, где происходит сговор Грицко с цыганом, в главе шестой Гоголь неожиданно рассказывает о том, как мачеха Параски, не желающая свадьбы падчерицы, устраивает свидание с понравившимся ей поповичем. Так как Гоголь рисует мачеху Хиврю женщиной, падкой на ласки, то указанная шестая глава кажется сначала «мотивированной» лишь желанием автора оттенить отмеченную черту Хиври. Впоследствии, однако, оказывается, что рассказанное в этой шестой главе повело к облегчению плана цыгана, и, таким образом, эта глава получает характер задержания. Задержание это является тем более действенным, что кажущаяся мотивировка введения шестой главы делает ее особенно медлительной после повествовательного узла, завязавшегося в пятой главе в сцене сговора Грицко с цыганом.
В ритмическом отношении ретардация может иногда явиться как бы центром сгущения ритмической насыщенности произведения. Это ярко, напр., видно на ретардативном описании Днепра в Гоголевской «Страшной мести». Данное описание служит как бы переходом от одной части повествования к другой, ибо оно следует за рассказом о смерти мужа Катерины, т.-е. завершает одну из повествовательных нитей. В связи с таким центральным положением, описание Днепра представляет как бы вершину ритмической устремленности произведения, которая после описания начинает снижаться для вторичного усиления в конце произведения. То же относится и к евфонической стороне описания Днепра (см. Евфония). Особым случаем ритмического значения ретардации является случай, когда ипостасой ямба служит спондей. Сравним, например, следующие стихи из стих. Тютчева: «О, вещая душа моя!»:
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые
с обращением поэта к душе (из того же стихотворения):
Так, ты, жилище двух миров,
Твой день — болезненный и страстный,
Твой сон пророчески неясный.
Во втором случае мы имеем в первых стопах спондеи «так ты», «твой день» и «твой сон». Эти спондеи замедляют, конечно, соответственные стопы при сравнении их с «пускай» и «волнуют», а вместе с тем, благодаря этим спондеям, оттенена смысловая значимость важных по замыслу стихотворения слов.

Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под редакцией Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925


.