Akademik

        эстетич. категория, выступающая обычно как антитеза прекрасному, средоточие негативных характеристик бытия (бесформенное, «безобразное» и т. д.).

        Если в др.-греч. метафизике Б. обычно сближалось с понятиями небытия и зла (хотя Аристотель и признавал, что Б. доставляет определ. эстетич. удовольствие, связанное с разрядкой отрицат. эмоций), то в ср.-век. христ. культуре установилось двойств. отношение к Б.— с одной стороны, оно понималось как наглядное свидетельство греховности мира, его материальной косности, с другой — как признак рационально непознаваемой сущности божеств. добра, проявляющегося в «безвидном» облике с большей отчётливостью (впоследствии Гегель указал на художеств. освоение характерного и Б. как специфич. черту христ. искусства). Пантеистич. тенденции Возрождения, ярко проявившиеся в стихии лит. и изобразит. гротеска, утверждали значение Б. как одного из свидетельств могучей энергии и бесконечного многообразия природы.

        Эстетика Просвещения (Г. Э. Лессинг, И. Г. Гердер) фактически отрицала за Б. право быть воплощённым в искусстве. Однако романтизм (Ф. Шлегель, В. Гюго и др.) выступил с реабилитацией Б., подчёркивая ценность для искусства «эксцентрического» и «уродливого» (Шлегель), гротеска как соединения Б. и прекрасного (Гюго) и др. В эстетике декадентства коп. 19 в. и в авангардистских течениях 20 в. (дадаизм, экспрессионизм, сюрреализм, «поп-арт») понятие Б. абсолютизируется в качестве единственно возможного эстетич. эквивалента «абсурдности» бытия.

        Марксистско-ленинская эстетика, признавая, что воспроизведение Б. способствует художеств. изображению жизни во всей её полноте, критикует гипертрофированные представления о Б., бытующие в совр. модернистском «антиискусстве».

        К а г а н М. С., Лекции по марксистско-ленинской эстетике, Л., 1963, с. 49—68; Rosenkranz С., Asthetik des Ha?lichen, Konigsberg, 1853; Die nicht mehr schonen Kunste, Grenzphanomene des Asthetischen, Munch., 1968; L o t t е г K., Der Begriff des Ha?lichen in der Asthetik,.., Munch., 1974.

категория эстетики, содержащая оценку предметов и явлений действительности как уродливых, низменных, противоположных представлениям о красоте и прекрасном.

Б. в иск-ве вызывает в человеке отрицат. отношение к ужасному и уродливому, будит чувство протеста и стремления к прекрасному, дает представление о том, что должно быть. Представления о Б. зависят от нац., историч., классовых и вкусовых различий. Эстетика др.-греч. общества не выделяла Б. как самостоят. эсте-тич. категорию. Так, Цицерон указывал на Б. в иск-ве как на специфич. область смешного. "Место и как бы область смешного ограничивается некоторым [духовным] безобразием и [физическим] уродством; ибо смех или исключительно или большей частью вызывается тем, что обозначает или выявляет что-либо безобразное не безобразно" (Об ораторе, II). Ср.-век. эстетика противопоставила Б. прекрасному, отождествляя Б. со злом. Эстетика классицизма 17–18 вв. рассматривала Б. как противоположность прекрасному и выносила Б. за пределы эстетического. Однако уже в 18 в. возникает вопрос о границах изображения Б. Лессинг в "Лаокооне" (1766) отстаивал правомерность Б. в поэзии как средства возбуждения ощущений "смешного и страшного". Гегель, связывая Б. с характерным, включал Б. в эстетику при рассмотрении живописи и поэзии нового времени.

Специальной разработкой категории Б. занималась эстетика романтизма. Ф. Шлегель ("Фрагменты" – F. Schlegel, Fragmente, 1800) утверждал ценность "эксцентрического" и "уродливого" для искусства. В предисловии к драме "Кромвель" (1827) Гюго указывал, что соединение Б. и прекрасного – гротеск – является характерной особенностью поэзии нового времени, отличающей его от античного искусства. В эстетике 19–20 вв. проблеме Б. уделяется большое внимание, с одной стороны, в связи с художеств. изображением в реалистич. искусстве противоречий бурж. действительности и, с другой – в связи с "поэтизацией зла" (Бодлер) в декадентском иск-ве. Эпигоны эстетики Гегеля – Руге, Фишер (F. т. Vischer, Ästhetik, TI 1, 1846, S. 246–64, 335–50), Розенкранц – рассматривают Б. как один из "отрицательных" моментов прекрасного. Руге (A. Ruge, Neue Vorschule der Aesthetik, 1837, S. 88–107) противопоставляет Б. возвышенному. Розенкранц в "Эстетике безобразного" (С. Rosenkranz, Ästhetik des Hässlichen, 1853, S. 463) определял Б. как то, что "само по себе тождественно со злым". Эстетич. интерес, по мнению Розенкранца, представляет Б., имеющее субстанциальное содержание, как, напр., преступления высших классов; в таких случаях необходима идеализация Б. в иск-ве. Розенкранц приводит подробную классификацию Б.: бесформенное, аморфное, асимметричное, дисгармоническое, пошлое, низкое, уродливое, отвратительное и т. п.

Представители рус. революц.-демократич. эстетики Белинский, Добролюбов, Чернышевский рассматривали Б. как отражение уродств в социальной жизни людей. Чернышевский в дисс. "Эстетические отношения искусства к действительности" (1855) и в работе "Возвышенное и комическое", исходя из принципа "прекрасное есть жизнь", определял Б. как противоположность красоте, как "искажение нормального развития", "уродливость", как следствие "болезни", "тяжелых сторон развития", "неблагоприятных обстоятельств", словом, как объективное явление (см. Избр. филос. соч., т. 1, 1950, с. 62–63). Чернышевский вскрыл связь Б. и возвышенного, когда Б. перестает быть отвратительным, переходя в ужасное (Там же, с. 66–67). Б. в искусстве отражается чаще всего в комическом: "Неприятно в комическом нам безобразие; приятно то, что мы так проницательны, что постигаем, что безобразное – безобразно" (там же, с. 293).

Модернистская бурж. теория эстетизирует Б., провозглашает его "темой нашей эпохи, источником обновления искусства" ("Revue d'esthetique", P., 1954, t. 7, No 2, p. 211). Марксистская эстетика усвоила прогрессивную традицию понимания Б. как отражения в иск-ве действительных уродств жизни. Основоположник социалистич. реализма Горький указал на антигуманистич. сторону Б. Он увидел в Б. объективную основу для сатирич. жанров и для утверждения противоположного Б. эстетич. идеала прекрасного (статьи: "О пьесах", "Пролетарский гуманизм", "О литературе").

Лит.: Гегель, Лекции по эстетике, ч. 1, Соч., т. 12, М., 1938, с. 161–62; Hay W., Deformity. An essay, L., 1754; Lange К., Das Wesen der Kunst, Bd 2, В., 1901, S. 112–21; Volkelt J., System der Ästnetik, Bd 2, Münch., 1910, S 562–69; Lee V. and Anstruther-Thomson C, Beauty and ugliness, and other studies in psychological aesthetics, L.–N. Y., 1912; Stolnitz M. J., On ugliness in art, "Philos. and Phenomenol. Res.", 1950, v. 11, No 1, p. 1–24; Hartmann E., Ästhetik., в кн.: Ausgewählte Werke, 2 Ausg., Bd 4, Lpz., [1887], S. 208–62.

    БЕЗОБРАЗНОЕ — одна из основных эстетических категорий, оппозиционная прекрасному, обозначает область неутилитарных субъект-объектных отношений, которая связана с антиценностью, с негативными эмоциями, чувством неудовольствия, отвращения и т. п. В отличие от главных категорий эстетики (эстетического, прекрасного, возвышенного, трагического) имеет сложный опосредованный характер, т. к. дефинируется обычно только в отношении к другим категориям Как их диалектическое отрицание или как интегральная антиномическая составляющая (прекрасного, возвышенного, комического).

    Категория безобразного наиболее активно разрабатывалась в сфере имплицитной эстетики (см. Эстетика) с древнейших времен, где осмысливалась в двух аспектах: безобразное в действительности и безобразное в искусстве. Уже в греко-римской античности было замечено, что безобразное как антипод прекрасного проявляется практически во всех сферах бытия: в природе (разрушающиеся и разлагающиеся объекты и существа), в человеческой жизни (болезни, ранения, смерть), в морали (безнравственные поступки), в политике и государственном управлении (обман, коррупция, несправедливые суды и т. п.). Как правило. безобразное в действительности оценивалось негативно, как противоречащее главному идеалу античного мира— упорядоченному космосу и ориентированному на него рационально организованному социуму, хотя античные источники фиксируют и существование любителей безобразного, которые получили презрительное именование “сапрофилы” (от греч. σαπρός— гнилой, дурной, испорченный). В неоплатонической иерархии красоты безобразными считались ее низшие материальные, телесные, “бесформенные” ступени, на которых была предельно ослаблена формирующая сила Единого, почти угасал луч эманации; фактически безобразное—это ничто, небытие в платоновско-неоплатоническом понимании. Линия этой традиции сохранилась до 20 в., особенно в богословской эстетике (в частности, в софиологии С. Я. Булгакова).

    Более сложный характер имеет историческое осмысление безобразного в искусстве. Уже Аристотель легитимирует его место в различных искусствах. В контексте своей теории мимезиса он признавал, что изображение безобразных предметов (трупов, отвратительных животных) допустимо в живописи, ибо доставляет удовольствие самим фактом подражания. В драматических искусствах безобразное как не доставляющее реального страдания трансформируется в смешное в комедии и способствует самоотрицанию (или своеобразной профилактике безобразного в действительности) в трагедии.

    Особое место проблема безобразного занимает в христианской эстетике. Продолжая неоплатоническую традицию и опираясь на библейскую идею креационизма, христианские мыслители высоко ценили видимую красоту мира и человека. Безобразное в природе и человеке рассматривалось как следствие грехопадения и порчи, дефицита красоты. В то же время чувственная красота—источник вожделения и греховных соблазнов, поэтому христианам предписывалось если не умалять, то по крайней мере скрывать ее и не увлекаться ею. Согласно христианской доктрине, неприглядный и даже безобразный внешний вид вполне может совмещаться с внутренней (душевной или духовной) красотой. Более того, некоторые из ранних отцов Церкви, опираясь на евангельское свидетельство, развивали идею “невзрачного”, “презренного” вида Христа, в каком он явился на земле. Они полагали, что в таком (не привлекавшем к себе) виде Иисусу легче было донести до людей красоту духовных истин, выполнить свою жертвенную миссию. В системе патриотического символизма “презренный”, “достойный поругания” вид Христа становится символом его неописуемой божественной красоты. Григорий Нисский толковал эротические образы “Песни песней” как символы высочайшей духовности, а Псевдо-Дионисий Ареопагит в контексте апофатического богословия утверждал, что Бог может изображаться (обозначаться) даже в виде самых неприглядных вещей, напр. камней, червей и т. п. Самой внешней противоположностью образа архетипу (“неподобным подобием”) он должен возбудить психику воспринимающего на поиски в сферах, далеких от внешнего вида образа. На этой основе развилась “эстетика аскетизма”, в которой, в частности, фактически эстетизируются такие “безобразные” для обыденного сознания вещи, как гниющая плоть аскета, копошащиеся в ней черви, гноящиеся раны и т. п., не говоря уже о слезах, стонах, рыданиях,—обо всем этом с умилением пишут многие агиографы. Здесь феномены безобразного выступают символами аскетического подвига, христианского мужества, духовной стойкости. Эта традиция была развита западным христианским искусством, где стали популярными экспрессивно-натуралистические изображения страдающего, умирающего Христа и пыток мучеников (вплоть до натуралистического изображения разлагающейся плоти “Мертвого Христа” X. Гольбейна и знаменитого Изенгеймского “Распятия” Грюневальда, поразивших в свое время Φ. Μ. Достоевского). Здесь безобразное выступает не антитезой прекрасному, но его опосредованным религиозным сознанием символом. От Августина в христианской культуре идет традиция понимания безобразных явлений в качестве органичных компонентов (наряду с прекрасными и нейтральными в эстетическом отношении) прекрасного целого божественного Универсума. Христианство, связывая безобразное со злом, не признает за ним онтологического статуса. Абсолютно безобразное (defonnitas) понимается как небытие (отсутствие формы). В противоположность западноевропейскому средневековому искусству, изображавшему безобразные явления в назидательно-дидактических и эмоционально-побудительных целях, византийско-православное искусство, живопись Возрождения и классицизма практически полностью исключали их из своего изобразительного арсенала. Видное место они вновь заняли только в “больше-не-изящном искусстве” (Яусс) реализма 19 в. и в ряде направлений искусства 20 в.

    В собственно философской (эксплицитной) эстетике безобразному достаточно долго не уделяли особого внимания. Э. Бёрк связывал безобразное с возвышенным. Г. Э. Лессинг в “Лаокооне” (1766) полагал, что безобразное может изображаться в большей мере в поэзии, но не в живописи. Ф. Шиллер и И. Кант считали правомерным и закономерным изображение безобразного в искусстве, но в определенной мере. Согласно Канту, развивавшему мысль Аристотеля, искусство “прекрасно описывает вещи, которые в природе безобразны или отвратительны” (“Критика способности суждения”, § 48), т. е. за счет художественности изображения фактически снимает безобразное, преобразует его в прекрасное. Романтики видели в безобразном закономерную художественную антитезу прекрасному, имеющую право на бытие в искусстве. Гегель не уделил этой категории специального внимания, указав на нее в связи с карикатурой, деформационно-сатирическим изображением действительности. Категорию безобразного исследовали его ученики Г. Вайс, А. Руге, И. К. Ф. Розенкранц. Последний известен как автор фундаментального труда “Эстетика безобразного” (Ästhetik des Häßlichen, 1853), единственного в своем роде в истории эстетической мысли. Для Розенкранца “эстетика безобразного”—составная часть общей “метафизики прекрасного”. Безобразное—это “отрицательно-прекрасное” (Negativschöne), теневая сторона и антитеза “просто прекрасного” в диалектически понятом “абсолютно-прекрасном”. В отличие от прекрасного безобразное—относительное понятие, “не само в себе сущее”, но становящееся, “вторичное бытие”. Внутренняя связь между прекрасным и безобразным заключена в возможности саморазрушения прекрасного на основе несвободы человеческого духа, возникающей из “свободной негации”, т. е. при его переходе от духовного идеала к материальной реализации. Безобразное, по Розенкранцу, указывает на полную “несвободу духа” (“волю к ничто”), И на этой основе оно имеет родство и со злом. Возможно и обратное “восстановление прекрасного из безобразного”. В искусстве безобразное самореализуется в комическом. Розенкранц разработал подробную поступенчатую классификацию безобразного: безобразное в природе, духовно безобразное, безобразное в искусстве и в отдельных видах искусства (наиболее сильно выражено в поэзии). Он выделяет три основных вида безобразного с их подвидами: бесформенность (аморфность, асимметрия, дисгармония); неправильность, или ошибочность (в т. ч. в стиле, в отдельных видах искусства), и, как “генетическая основа” любого безобразного, дефигурация, или уродство (тоже имеющие свои подвиды). Таким образом, в “метафизике прекрасного” предпринята попытка создания диалектически связанной по антитетическому принципу системы эстетических категорий, в которой безобразное с его разновидностями занимает одно из главных мест. При этом, если возвышенное и приятное Розенкранц рассматривает в качестве позитивных антитез прекрасного, то полярные им разновидности безобразного—низменное и отвратительное — как негативные антитезы прекрасного.

    В постклассической эстетике, берущей начало с Ф. Ницше, намечается принципиальная смена акцентов в понимании безобразного, чему косвенно способствовал поток изображений социально негативных (часто безобразных) явлений в реалистическом искусстве 19 в. и своеобразная эстетизация безобразного в символизме и у художников, тяготевших к нему. Сам Ницше негативно относился к феноменам, дефинируемым как безобразные, воспринимая их как знаки упадка, деградации, слабости. В идеологически гипертрофированном виде эта позиция была доведена до логического конца в эстетиках тоталитарных режимов 20 в., в частности Третьего рейха, записавших в разряд “деградирующего искусства” всех художников авангарда. Однако общая установка Ницше на “переоценку всех ценностей” и разработка категорий аполлонического и дионисийскою дали последующей эстетике и художественной практике мощные импульсы для пристального всматривания в феномен безобразного. Научное обоснование 3. Фрейдом и его последователями сферы бессознательного в качестве основной в жизни человека и разработка К. Г. Юнгом концепций архетипа и коллективного бессознательного еще усилили интерес к безобразному в эстетике. Теоретическое осмысление этих новаций попытался сделать, опираясь на опыт авангардного искусства 1-й пол. 20 в., Т. Адорно в “Эстетической теории” (Ästhetische Theorie, 1970).

    Для Адорно безобразное—базовая негативная категория эстетики, первичная по отношению к прекрасному. Исторически понятие безобразного возникло в процессе развития культуры (и-искусства) на этапе преодоления архаической фазы, для которой были характерны кровавые культы, человеческие жертвоприношения, каннибализм, табуированные культурой и дефинированные как безобразное — символ “несвободы” человека от мифического ужаса. Многомерность безобразного детерминирована сексуальной полиморфией, властью уродливого, больного, умирающего во всех сферах жизни. Особо Адорно подчеркивает роль социального зла и несправедливости в возникновении безобразного, в т. ч. в искусстве. Прекрасное и основанное на нем искусство возникли через отрицание, снятие безобразного. К безобразному в архаическом искусстве Адорно относит дисгармоничное и наивное вроде всевозможных фавнов, силенов, кентавров античности. В классическом искусстве (от античности до 20 в.) в целом прослеживается диалектика прекрасного и безобразного, создание гармонии на основе динамического единства диссонансов, и только со 2-й пол. 19 в. и особенно в авангардистском искусстве 20 в. вес безобразного увеличивается и оно переходит в новое эстетическое качество. Причины этого Адорно видит в бездумном развитии техники, основанном на насилии над природой и человеком. “Несвобода” нового уровня—зависимость от техники—является одной из главных причин торжества безобразного. Смако

    вание анатомических мерзостей, физического уродства, отвратительных и абсурдных отношений между людьми — свидетельство бессилия “закона формы” перед лицом безобразной действительности, внутренний протест против нее.

    Безобразное в качестве феномена художественно-эстетического сознания, обильно питаемого ницшеанскими, бергсоновскими, фрейдистскими идеями в атмосфере бешеной гонки научно-технических достижений, заняло важное место в культуре и искусстве 20 в. как в снятом (относительно эстетизированном — аристотелевскокантовская традиция) виде (экспрессионизм, сюрреализм, театр абсурда, трактат С. Дали “Искусство пука” и т. п.), так и в непосредственной (или экспрессивно подчеркнутой) натуральности, направленной на возбуждение эмоций протеста, отвращения, брезгливости, страха, ужаса и зачастую повергающей в шоковое состояние. Таковы омерзительные прилипчиво-слизистые субстанции мира в “Тошноте” Ж. П. Сартра, смакование нарко-сексуального бреда У. Берроузом (“Мягкая машина”) и его последователями в западной и отечественной литературе, бесчисленные экспрессивно-натуралистические сцены и образы насилия, жестокости, садизма и мазохизма в фильмах ужаса, вампиризма, в боевиках и т. п. (вплоть до реальных самоистязаний с потоками крови некоторых “мастеров” боди-арта, доходящих до медленного самоубийства в процессе жестокой акции). Современный постфрейдистский, постструктуралистский, постмодернистский философско-эстетический дискурс теоретически обосновывает (точнее, включает в правила современной интеллектуальной игры) принятие de facto безобразного в одном ряду и на равных основаниях со всеми остальными эстетическими (и иными) феноменами бытия-сознания.

    Лит.: Бычков В. В. Aesthetica Patrum. Эстетика отцов церкви, т. 1. Апологеты. Блаженный Августин. М., 1995; Die nicht mehr schönen Künste. Hg. H.R-Jauß. Münch., 1968; Latter K. Der Begriff-des Häßlichen in der Ästhetik. Zur Ideologiekritik der Ästhetik des Hegelianismus. Münch., 1975; Funk H. Ästhetik des Häßlichen. Beiträge zum Verständniss negativer Ausdrucksformen im 19 Jahrhunden. B., 1983; Jung H. Schöner Schein der Häßlichkeit oder Häßlichkeit des schönen Scheins. Ästhetik und Geschichtsphilosophie im 19. Jahrhundert. Fr./M., 1987; Rosenkranz. J. K. F. Ästhetik des Häßlichen. Lpz., 1996.

    В. В. Бычков