Медоварцев Михаил
Медоварцев Михаил (кон. XV в. – нач. 1530-х гг.) – книгописец. М. является одним из выдающихся писцов-профессионалов. Сведения о его биографии и книгописной деятельности дошли до нас по преимуществу в виде отрывочных упоминаний в различных источниках. Одним из таких источников являются его собственные записи в рукописях, над которыми он трудился. Н. В. Синицына обратилась сначала к кодикологическому изучению известных трех рукописей, содержащих автографы М., а затем уже, определив особенности почерка книгописца и его манеру книжного оформления, выявила девятнадцать новых рукописей, связанных с работой этого книгописца. Анализ каждой новой рукописи дает дополнительные сведения и о самом книгописце, и о литературно-культурной среде, с которой он был связан. Обучение книгописному делу М. прошел на своей родине, в Новгороде, во 2-й пол. XV в. (даты неизвестны). С кон. XV в. и вплоть до 1531 г. постоянным местом его книгописной деятельности был монастырь Николы Старого в Москве. Об этом сообщает сам М. Так, в рук. ГБП, Кир.-Белоз. собр., № 30/1269 написано: «И с тое книгы написаны сия тетради в дому святаго Николы Старого на Москве, в келии Михаила Медоварцева». По мнению Н. В. Синицыной, М., работая в монастыре, оставался светским человеком. Здесь М. уже в кон. XV в. трудится как один из ведущих мастеров, наряду с переписыванием занимается и художественным оформлением рукописей. Примерно с 20-х гг. он обычно выступает как руководитель, под его началом работает несколько писцов. Сам он правит и нумерует рукописи, иногда проставляет киноварные заглавия. М. на протяжении около 30 лет постоянно трудился в мастерской при монастыре Николы Старого. Видимо, также достаточно постоянным был состав рядовых писцов. Во всяком случае один из них работал вместе с М. в 1505 г., и он же переписывал текст в одной из последних рукописей М. (ГИМ, Синод. собр., № 939).
Следует признать, что мастерская М. являлась одним из самых профессионально-квалифицированных центров книгописания, где в числе других выполнялись заказы знатных особ, начиная с самого великого князя. Возможно, в какой-то степени это объясняется местонахождением мастерской – в монастыре, близко расположенном к Кремлю в Китай-Городе, который до 1535 г. именовался просто посадом, на Никольской улице. Во время пожара 1473 г., когда сгорел митрополичий двор, митрополит Филипп I ушел в монастырь Николы Старого; но Летописи Вологодско-Пермской известно, что Соломонию, первую жену Василия III, постригал игумен этого монастыря Давид.
Уже в начале своей карьеры в Москве М. оказался в среде наиболее искусных мастеров по переписыванию и оформлению рукописей. Он работал совместно с таким известным книгописцем, как Исаак Собака; в оформлении рукописей вместе с ним принимал участив известный художник Феодосий (сын Дионисия). Большинство из дошедших до нас высокохудожественно оформленных рукописей нач. XVI в. были созданы в мастерской при монастыре Николы Старого (в работе над ними, как правило, принимал участие и М.).
Личность М. представляет интерес не только тем, что он был «доброписцем», а более всего тем, что в силу своих профессиональных обязанностей он оказался в центре литературно-публицистической жизни Русского государства 1-й трети XVI в. Он в той или иной степени был связан с самыми известными писателями, публицистами и политическими деятелями своего времени. Немалую роль в деятельности книгописца сыграло его знакомство с Максимом Греком. В 1518–1525 гг. под его руководством М. работал вместе с опытными переводчиками Дмитрием Герасимовым, Власом Игнатовым, Силуаном. Роковым в судьбе М. оказалось его знакомство с Вассианом Патрикеевым. На суде 1531 г. М. вслед за Максимом Греком называли «советником» Вассиана Патрикеева. О своих отношениях с Вассианом Патрикеевым и совместной работе с Максимом Греком М. выразился следующим образом: «А велел, господине, мне Максима во всем слушати, и писати, и заглаживати князь Васьян старец, как Максим велит. И яз, господине, по их велению так и чинил, а блюлся есми, господине, преслушати князя Васьяна старца, занеже был великой и временной человек у государя великого князя ближний, и я так и государя великого князя не блюлся, как его боялся и слушал» (Судные списки Максима Грека и Исака Собаки / Изд. подгот. Н. Н. Покровский; Под редакцией С. О. Шмидта. М., 1971. С. 107). Стремясь оправдаться, М., видимо, здесь несколько преувеличил свое зависимое положение. Тем не менее в результате судебного разбирательства 1531 г. он тоже был признан виновным и был послан «на Коломну владыце Васьяну в двор держати в крепости в велицей неисходно» (Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. С. 74–75). Дальнейшая судьба книгописца неизвестна. Однако сохранилась рукопись (ГИМ, Синод. собр., № 939), в которой рукой М. переписан летописный текст, оканчивающийся известиями осени 1532 г. В написании этой рукописи принимал участие писец, который работал вместе с М. в 1505 г. Это позволяет предполагать, что очень скоро книгописца могли вернуть в Москву и позволить работать в прежних условиях.
Свидетельством о непосредственной близости М. к той среде, где создавались наиболее актуальные литературные и исторические произведения, является сборник в составе рукописи БАН, Арханг. собр., Д.193 (л. 387–477). В последнее время в научной литературе высказан ряд мнений, которые в целом подтверждают злободневность произведений сборника. В нем представлены литературные, исторические, генеалогические материалы, которые должны были служить для утверждения престижа великокняжеской власти как в самом государстве, так и в международной практике. Имеются а виду, главным образом, изложенная в Сказании о князьях владимирских легенда о происхождении великих русских князей от императора Августа и противопоставленное ей родословие литовских князей. Содержание сборника свидетельствует о том, что данная тема в то время усиленно разрабатывалась, а у составителя его имелись возможности собрать вместе многие накопившиеся материалы. Р. П. Дмитриева предположила, что этой темой мог интересоваться Вассиан Патрикеев в период своей близости к великому князю. Видимо поэтому, в сборнике М. оказались сводные тексты, выверенные по разным вариантам, и дополненные исторические и генеалогические статьи на ту же тему (Дмитриева Р. П. 1) К истории создания «Сказания о князьях владимирских» // ТОДРЛ. М.; Л., 1961. Т. 17. С. 342–347; 2) О текстологической зависимости между разными видами рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха // Там же. Л., 1976. Т. 30. С. 217–230). А. Л. Гольдберг сделал наблюдение о том, что в данном сборнике особое внимание уделено родословию Вассиана Патрикеева (Гольдберг А. Л. К истории рассказа о потомках Августа и о дарах Мономаха // ТОДРЛ. Т. 30. С. 212–213). Б. М. Клосс пришел к выводу, что «родословным источником» Летописи Никоновской, работа над которой велась в 1526–1530 гг. по инициативе митрополита Даниила, послужили статьи того же сборника Архангельского собрания. Б. М. Клоссу представляется, что краткий русский летописец, включенный в сборник М., «несет на себе признаки церковного, по-видимому митрополичьего, происхождения» (Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков. М., 1960. С. 177–181). Конкретных фактов непосредственной связи М. с митрополичьей кафедрой не обнаружено, но безусловно, особенно в 1531 г., когда была завершена работа над сборником, а составитель его был осужден, сборник М. мог оказаться в руках самого митрополита.
В противоположность Б. М. Клоссу Я. С. Лурье считает, что краткий летописец М. «в основном опирается, очевидно, на московское великокняжеское летописание», в том числе и заключительная часть его. Но кроме того в нем в качестве одного из дополнительных источников использован какой-то летописец XV в. Так, в летописное повествование М. включен рассказ о боярине И. Д. Всеволожском, неизвестный по официальному летописанию. Наличие в летописце этого рассказа может свидетельствовать, по мнению Я. С. Лурье, о связи составителя сборника с московской знатью; кстати, помещенное в сборнике родословие Патрикеевых оканчивается упоминанием о сыне двоюродного брата Вассиана Патрикеева Михаиле Булгаке, который по матери был правнуком И. Д. Всеволожского (Лурье Я. С. Рассказ о боярине И. Д. Всеволожском в Медоварцевском летописце // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник 1977. М., 1977. С. 7–11).
О возможной связи М. с другим знатным лицом и видным политическим деятелем говорится в статье А. А. Амосова. Исследователь высказал предположение, что сборник Арханг. собр., Д.193 был написан для князя Михаила Львовича Глинского, только этим обстоятельством можно объяснить то, что сборник оказался в составе библиотеки Антониево-Сийского монастыря (Амосов А. А. Из истории кодекса сборника Д.193 Архангельского собрания РО БАН СССР // Рукописные и редкие печатные книги в фондах Библиотеки АН СССР. Л., 1976. С. 34–42). О том, для кого писал этот сборник М., можно высказать и другое суждение. Рукопись не имеет парадного вида, тексты в ней написаны очень убористо, сделаны вставки на полях, что скорее всего должно свидетельствовать о принадлежности рукописи самому составителю.
На полях л. 460 об.–461 об. приписан рукою М. рассказ о пророчестве Михаила Клопского будущему новгородскому архиепископу Ионе, в этом рассказе имеется упоминание о Наталии Медоварцевой, матери Якова Медоварцева, отца книгописца (подробнее см.: Синицына Н. В. Книжный мастер... С. 313–314). В данном случае скорее всего отражен интерес к новгородской литературе самого составителя сборника. Не исключено, что содержание сборника отражает более всего интересы самого М., который многие годы находился в интеллектуальной среде и которому был доступен обширный круг современной ему литературы.
Лит.: Зацепина В. В. К вопросу о происхождении старопечатного орнамента // У истоков русского книгопечатания. М., 1959. С. 134–135; Синицына Н. В. 1) Книжный мастер Михаил Медоварцев // Древнерусское искусство: Рукописная книга. М., 1972. С. 286–317; 2) Новые рукописи Михаила Медоварцева // Древнерусское искусство: Рукописная книга. М., 1974. Сб. 2. С. 145–149.
Р. П. Дмитриева
Словарь книжников и книжности Древней Руси.