Akademik

(от греч. autarkeia – самоудовлетворение)

независимость от вещей внешнего мира или др. людей (Платон, Аристотель), жизненный идеал киренаиков и стоиков. Мудрецу-стоику «достаточно самого себя». Автаркия в народном хозяйстве – это экономическая независимость страны, освобождающая ее от ввоза наиболее важных предметов потребления.

(αὐτάρκεια – самоудовлет-воренность, независимость)

1) В антич. этике – термин, обозначающий внутр. самоуспокоенность, удовлетворение наличным состоянием, достаточным и независимым. Демокрит рассматривал А. как самоуспокоенность духа (68 В 246, Diels) и одновременно как свойство самой природы, указывая, что "природе достаточно ее собственных сил" (В 176). Широкое распространение понятие "А." получило у киников и стоиков. Согласно Антисфену, "добродетель достаточна для блаженства" (Diog. L, VI 11). Стоику Хрисиппу принадлежит определение А.: "Автаркия есть состояние, которое удовлетворяется необходимым и которое способно приводить жизнь к должному" (SVFIII frg. 272, Arnim). Платон и Аристотель понимали А. идеалистически. По Платону (Tim. 68 E), демиург создал космос в виде ни в чем не нуждающегося "самодовлеющего и совершеннейшего бога". В разыскании высшего блага и красоты Платон стремился к тому, "что достаточно и совершенно" (Phileb. 67 А). Аристотель, понимая добродетель как внутр. самоудовлетворенность, подробно рассмотрел это понятие в "Этике Никомаховой" (15 и Х9; рус. пер., СПБ, 1908). А. – это "то, что само по себе делает жизнь желанною и ни в чем не нуждающеюся"; в этом смысле она тождественна блаженству. У Аристотеля понятие "А." впервые применяется к политич. жизни. "Государство представляет собой общение... родов и селений ради достижения совершенного самодовлеющего существования, которое, как мы утверждаем, состоит в счастливой и прекрасной жизни" ("Политика", III 5, 14; рус. пер., СПБ, 1911).

Лит.: Wupdt M., Geschichte der griechischen Ethik, Bd 1–2, Lpz., 1908–11.

2) В экономическом отношении – политика хозяйств. обособленности данной страны. Автаркич. взгляды встречались у меркантилистов; наибольшее распространение получили в период общего кризиса капитализма. Итал. и герм, фашизм осуществлял политику А. в целях милитаризации экономики для подготовки 2-й мировой войны. Нацистская доктрина А. изложена Герингом (Речь 17 дек. 1936 на заседании Прусского ландтага в Берлине) и нашла отражение в четырехлетнем плане, принятом гитлеровским пр-вом в 1936. Политика А. была осуждена на Нюрнбергском процессе как политика подготовки войны. В совр. обиходе слово "А." употребляется в смысле стремления к обособлению, склонности к узкому местничеству.

    АВТАРКИЯ (от греч. αυτάρκεια) — как новоевропейский термин означает самодостаточность, самодовление, однако в текстах античных авторов слово αυτάρκεια многозначно (переводится как “исполнение”, “произвольность”, “воздержность”, “благосостояние”, “самодовольство” и т. д.) и только в отдельных случаях отвечает семантике новоевропейского термина. Между тем новоевропейское понятие автаркии как экономической самодостаточности (в! независимости) было спроецировано на древность” и автаркия стала характеризовать для европейских мыслителей реальный экономический уклад и гомеровской Греции, и военной демократии Спарты, и торговых Афин, и императорского Рима, а вместе с тем ему был придан статус экономической категории, якобы выработанной самими эллинами для описания общего для всех социальных слоев и периодов греческой и римской истории идеала. Хотя до Аристотеля экономической автаркии нет ни как термина, ни как идеала натурального хозяйства (ср. Хеп., Оес. XI 10), у Аристотеля ее наличие весьма проблематично, а после Аристотеля об экономически автаркийном полисе или домохозяйстве упоминают только его комментаторы или эпигоны (см. [Arist.] Оес. 1343all; Stob. II, 7, 26.48—62; [Archyt.] apud Stob. 4.1.138.45—60), в научной и энциклопедической литературе 20 в. рисуется стройная схема: автаркия—первоначально экономический принцип примитивного (натурального) домохозяйства, затем политический принцип независимости самообеспечивающегося государства, затем этический принцип жизни ни в чем не нуждающихся древних мудрецов и, наконец, у неоплатоников и отцов Церкви—теологический принцип бытия Бога.

    Как философский термин автаркия была создана, по-видимому, Демокритом в рамках характерной для философа полемики с обыденным языком и воплощенными в нем расхожими представлениями о благе и счастье. До Демокрита существовало только прилагательное αυτάρκης, причем αυτό“• в греческом значит не только “само-”, но может обозначать и естественность, чистоту состава, идентичность, совместность, точность, возвратность, совпадение, личную причастность, усиление, изобилие (позднее использовалось для образования группы “философских слов”, обозначающих платоновские идеи соответствующих Предметов: αϋτοάνθρωπος, αύτογραμμή etc.). Корень άρκтакже обладает не абстрактным значением “быть достаточным”, а более конкретным: “удерживать и отклонять все плохое от живого, защищать от гибели живое и защищаться”; ορκιος — надежный, или обеспеченный, причем тоже с точки зрения сохранения жизни. В слове “автаркия” αυτό- обозначает усиление выраженной в корне способности жить и сопротивляться гибели, поэтому автаркийньм греки называли не любые вещи, но живые существа в их полноте и неущербности, их тела, органы, функции и беспрепятственные отправления тела или, например, недра земли как живую, родящую силу (см., напр., Aesch. Cho. 757; поэт 6 в. до н. э. цит. у Платона: Epist. 310a4—10; ср. πανταρκής—• всесильный: Aesch. Pers. 855). Позднее прилагательное “автаркийный” становится синонимом для “достаточный”, сохраняя, однако, связь с медицинским контекстом (несколько сот раз встречается у Галена), а существительное (αυτάρκεια и το αΰταρκες) используется только в философском языке. У Демокрита и прилагательное, и существительное засвидетельствованы по два раза в диетико-гигиенических рекомендациях, из которых вырастает особое этическое отношение к внешним благам: “При автаркии пищи ночь никогда не бывает слишком длинной” (fr. 209, l DK); “Пребывание на чужбине учит автаркии образа жизни: ячменная лепешка и соломенная подстилка—вот самые сладкие лекарства от голода и усталости” (246, 1). Автаркийными у Демокрита бывают также естество (природа), противопоставленное случаю, и трапеза как дар умеренности, а не роскоши (fr. 176,2; 210, 2). Поздние источники приписывают полагание автаркии целью жизни также софисту Гиппию (Suda) и Гекатею Абдерскому (dem. Strom. II 184, 10 St.), но терминология в обоих случаях едва ли аутентична. Авторство Демокрита для Термина косвенно подтверждается появлением этого редкого слова в знаменитом 17-м письме Гиппократова корпуса, где воспроизводится якобы слышанная Гиппократом речь самого философа. Демокрит Противопоставляет безграничному рвению вожделения “созерцание благодаря автаркии изобильной природы—всеобщей кормилицы”. Демокрит—автор нескольких полемических терминов этики: если толпа именует счастье “благо-демония” (“благодолие”) (ευδαιμονία) или “благо-случай” (Ευτυχία), то Демокрит придумывает термины, которые помещают источник счастья внутрь человека— благо-душие (ευθυμία) и благо-состояние (души, εύεστώ). Автаркия также была неологизмом и морфологическим (существительное, а не прилагательное), и—главное—семантическим. Αίτοв термине Демокрита дает не усиление, а точность, отсутствие выхода за строго ограниченные пределы, тем самым автаркия у него обеспечивает минимальные жизненные потребности и имеет коннотации естественности. “Природное богатство” тождественно “автаркии образа жизни”, богатство равно аскезе, в чем и заключен вызов общепринятым представлениям. Мерцающий смысл, с амплитудой значений от “абсолютной полноты” до “аскетического минимума”, делает проблемой понимание термина в каждом данном контексте.

    Платон только однажды обратился к “Демокритову” термину, завершая рассмотрение удовольствия и разумности (Phüeb. б7а7): благо есть нечто совершенное и достаточное, удовольствие же и разумность не блага, ибо “лишены автаркии, то есть силы (δύναμις) совершенного и достаточного”. Т. о. Платон задал противоположную по сравнению с Демокритом семантическую перспективу автаркии с опорой на традиционное общеязыковое значение, согласно которому в термин вкладывается идея максимума, а не минимума. В “Тимее” автаркийно “тело космоса”—живого бога: оно устроено так, чтобы получать пищу от себя самого и не нуждаться ни в чем; космос автаркиен и духовно, его душа простирается из центра и все обьемлет, так что он может пребывать в общении с самим собою и познании себя (Tun. 33e, 68d). В позднейшей метафизической и теологической традиции—от Хрисиппа (fr. 604,7) и Тимея Локрского до неоплатоников и христианских богословов продолжена эта платоновская линия: автаркия как синоним абсолютного бытия, абсолютной божественной полноты и прежде всего как атрибут Бога перешла впоследствии в апофатическую теологию. Всякое сознательное использование слова в философских контекстах после Демокрита и Платона будет иметь дело с выбором между заданными ими альтернативами или их примирением и согласованием.

    Проповедь Демокрита, по-видимому, имела своего сторонника в Сократе; и хотя аутентичность его дикции не может быть доказана, у Ксенофонта из пяти прилагательных “автаркийный” четыре связаны с Сократом: Сократ считал порочным нуждающегося в других, не автаркийного, человека, полагая, чтомудрец тем ближе к божеству, чем меньше у него потребностей, а божество автаркийно, потому что таковых не имеет; сам Сократ был “в высшей степени автаркиен”, причем это его свойство распространялось не только на материальную, но и на духовную сферу и в материальной означало умеренность, скромность, а в интеллектуальной и духовной ровно наоборот — обеспеченность богатством мудрости, знаниями, интуицией добра и зла (Mem. 1.2.14.5; 2.6.2.2; 4.7.1.3; 4.8.11.11). И у Платона и существительное “автаркия”, и три из пяти прилагательных “автаркийный” вложены в уста Сократа, который применяет это прилагательное только к человеку, тогда как в устах иных персонажей оно отнесено к космосу и богу (демону).

    Мысль о том, что мудрец ни в ком и ни в чем не нуждается и тем подобен богу, стала общим местом послесократовской философии (особенно кинической и стоической). Возможно, Сократ передал ученикам и термин Демокритовой чеканки. Автаркия непременно характеризует Антисфена и Диогена. Автаркия добродетели для счастья— излюбленная максима стоика Хрисиппа и т. д. Внешние “блага”, здоровье, богатство—это и не блага, с этической точки зрения они “безразличное” (адиафора) и могут использоваться и хорошо, и дурно. Вся кинико-стоическая традиция сосредоточена на индивидуальной автаркии человека, прежде всего мудреца-философа, как на его духовно-практической гигиене, хотя у поздних стоиков (напр., Посидонш, Diog. L. VII, 103; 128) и перипатетиков внешние блага признаются в какой-то мере необходимыми условиями счастья. Формулировки этой идеи в школьной философии без контекста (как в псевдо-Платоновых “Определениях”) легко могут быть приняты за формулировки экономического принципа, главным образом из-за многозначности термина ϊξις (букв. владение, обладание). “Автаркия—это совершенство в приобретении благ; владение (Έξις), благодаря которому те, у кого оно есть, сами над собой начальствуют” (“Определения” 412 В 6 ел.). Однако определение автаркии как “Έξις с широтою свободного довольствования чем угодно, находясь меж нищетой и роскошью” (Stob. 2.7.25.47) ясно обнаруживает контекст не экономики, а нравственной философии (ср. у ал. Павла: “Я научился быть автаркиен в тех обстоятельствах, в каких нахожусь; знаю, как жить в нищете, знаю, как в изобилии”, РЫ1.4.11—12). Есть немалая доля иронии в том, что принципы индивидуальной свободы безземельных и бессемейных бродяг-интеллектуалов эпохи эллинизма и империи были приняты в современной науке за хозяйственные принципы крестьянства патриархальной поры.

    Для формирования в европейской науке представлений об античной экономической и политической автаркии важнейшую роль сыграли 1) “Политика” Аристотеля, в начале которой заявлено, что “автаркия—цель и наилучшее для полиса” и что “совершенный полис обладает пределом всякой автаркии благ”, 2) пассаж из “Государства” Платона, где говорится о происхождении полиса из потребности друг в друге самих по себе неавтаркийных людей, 3) речь Перикла у Фукидида, где Афины названы автаркийнейшим полисом для мира и для войны (Thuc., II, 36, 3). Но уже Перикл не сводит автаркию полиса к сумме ресурсов граждан, а трактует ее как совершенство социальной структуры, сообщающей это качество своим членам. Полис делает “тело” гражданина автаркийным, дополняя каждого физического индивидуума до состояния полной проявленности его возможностей: несамодостаточный по природе человек становится самодостаточным в качестве гражданина. Утопия Перикла у Фукидида противостоит пессимизму Геродотова Солона, у которого “не автаркийное тело человека” (Hdt., I, 32, 8), т. е. сам человек предстает не как часть защищающего его социума, а один на один с природой, судьбой и завистливыми богами. У Платона в “Государстве” Сократ также сначала высказывает предположение, что “полис возникает, когда каждый из нас оказывается не автаркийным, а во многом нуждающимся” (Resp. 369b5—7; ср. Arist. Eth. Nie. 1178b34), но в ходе всего рассуждения в целом выясняется, что автаркия полиса не сводится к суммированию ресурсов неавтаркийных по одиночке людей (ср. у Полибия: автаркийные (= воздержные) спартанцы в сумме образуют не автаркийный, но агрессивный полис: 6.48.7.4) и что устрояет полис действительно другое начало—а именно справедливость. Аристотель использует слова “автаркия” и “автаркийный” едва ли не больше, чем его предшественники, вместе взятые. Как систематизатор предшествующего знания в биологических сочинениях он использует медико-физиологическую автаркию, в логических автаркия означает логическую достаточность, в космологических термин характеризует зримые божества, небесные тела, которые ведут блаженную и самую автаркийную жизнь; в этических сочинениях автаркия определяет конечное, совершенное благо и счастье. Аристотель применяет автаркию для обозначения и изобилия, и идеала скромности. Но главным созданием Аристотеля была автаркия как цель полиса, представляющая собою совмещение всех автаркии: биологической, этической и космической, а также особой “философской”, или “идеальной”.

    Понятие экономической автаркии у Аристотеля не вполне оформлено. Квазиэкономическая автаркия на глазах вырастает из биологической “диетической” автаркии и тотчас приобретает этическую окраску. Перечисляя в начале “Политики” различные образы жизни, Аристотель называет кочевников, земледельцев, охотников и разбойников. Эти образы жизни продолжают ряд травоядных и плотоядных. Номады и земледельцы — это аналоги разных пород животных, образ жизни определяется способом добывания пищи. Чем больше способов добывания пищи человек умеет соединить, тем он автаркийнее. И как насыщение—естественный предел потребления пищи, так и для хорошей в этическом смысле жизни автаркийная собственность — это собственность, имеющая “естественный” предел. Полисная же автаркия предполагает удовлетворение нужды не только и не столько в необходимом, сколько в прекрасном—духовное единство (“согласие”) граждан, моральная потребность в справедливости (1252ЬЗО). Автаркия полиса основана, по Аристотелю, на сложной уравновешенности общественной структуры, обеспечивающей, однако, функции “души”, а не “тела” государства: автаркийиое бытие он приписывает только тем, кто участвует в совещательной и судебной власти. Автаркия в полисе аналогична способности организма к поддержанию своей жизни замкнутого, отдельного существа; услуги рабов, ремесленников, наемных воинов и других неполноправных категорий населения аналогичны пище, воде и воздуху—всему, что, находясь вне организма, питает его. Домохозяйство автаркийнее человека, полис—домохозяйства; автаркия полиса— это зрелость человеческой общности, достигшая своего полного “природного” развития. По Аристотелю, все происходящее в соответствии с природой достигает идеального состояния—таков и его совершенный полис, напоминающий космос из “Тимея”, и так же, как космос, не имеющий внутри себя начала разложения, старения и умирания. В Аристотелевой автаркии начинает слышаться αυτό- из слов с “философским”, идеальным значением. За пределами полисной автаркии Аристотель оставил зверя и бога, автаркийных по-иному, без включения в полисный организм. После крушения полисной системы, теоретически обоснованной Аристотелем, именно такого типа автаркия стала предметом моральной и теологической трактовки в эллинистическую эпоху: автаркия как самоограничение индивидуума, ориентированное на природу, а не на цивилизацию, и автаркия как абсолютная полнота божества.

    В эллинистических философских школах автаркия могла принимать вид апатии, атараксии, апраксии и тем самым пониматься как исключительно внутреннее состояние, внутренняя свобода, не зависящая от случая и внешних условий, или допускать разницу между жизнью блаженной и наиблаженнейшей, которая предполагает наличие и внешних благ (Sen. Epist. 85,18; Cic. Tusc. 5,10,29—30, Acad. 2, 42,131; 4,6,14; Clem. Strom. 2,133) или друга у перипатетиков и Эпикура. От этого круга представлений отходит Плотин, для которого автаркией обладает в полной мере только Идите, существующее из самого себя (Епп. V 3, 17.1 ел.; VI 9, 6.16 и др.). Ум-нус уже обладает автаркией в меньшей степени, ибо нуждается в мышлении и познании себя (V 3,13). Если для стоиков равенство себе есть благо, то для Плотина Ум обладает благом и, значит, автаркиен (V 3,16,30). Пафос человеческого самоосвобождения исчезает: человек не обладает самосущностью (VI 8, 12), мудрец не имеет в самом себе основы бытия, и доступная ему автаркия покоится на его причастности трансцендентному благу (I 4, 4—5; VI 8, 15). Вместо самозамкнутости эллинистического мудреца мудрец Ямвлиха через молитву участвует в беседе божества с самим собой (De myst. 1.15). Для христианской мысли не характерна опора добродетели на себя самое. Хотя мученик с его равнодушием к телесным страданиям похож на древнего киника, но вместо добродетели у него вера. Отрешенность от дольнего мира строится на вере в мир горний, а не на моральном и интеллектуальном превосходстве мудреца. История автаркии как идеи представляет собой историю античной антропологии, которая от представления о тотальной зависимости и несамодостаточности человека перешла к мысли о восполнении человека в социуме (полисе), с крушением полиса—к проповеди внутренней свободы от мира, а затем к преодолению человеческой несамодостаточной природы через слияние с самодостаточным божественным началом в созерцании, молитве, вере.

    Новый “экономический” смысл автаркии как хозяйственного (натурального) уклада в научный обиход ввел немецкий политэконом Иоанн Карл Родбертус, однако и он, и его последователи приписывали его самой античности. В историко-экономических дискуссиях последней трети 19 в. (Мейер—Бюхер) экономическое значение становится привычным, а затем, в период между 1-й и 2-й мировыми войнами, переходит в лексику идеологического обеспечения одновременно и изоляционизма, и экспансии (линия преемства: Родбертус — учитель Бюхера, Бюхер — Хазебрека, Хазебрек—Лаума). В Италии и Германии, сравнительно недавно объединенных и “самоуправляемых”, автаркия, слившаяся с “автархией” (самоуправление), делается лозунгом, за которым стоит уже “всеохватное мировоззрение” тотального обособления нации (Фрид). Флуктуация от максимума до минимума сопровождает автаркию и в этой роли пропагандистского лозунга итальянского и немецкого фашизма: от неограниченных экспансионистских аппетитов 30-х гг. 20 в. до призыва к немецким хозяйкам весной 1945 готовить “полноценный обед” из того, что растет в собственном палисаднике. Исходное мерцание смысла потенцировано в европейской культуре непроясненными (неизученными), а потому многозначительно гулкими высказываниями древних авторитетов. В результате автаркия становится средством интеллектуального самогипноза, который распространяется не только на фашистских идеологов (см., напр., frid F. Autarkie. Jena, 1932), но и на либеральных ученых. Джон Фергюсон пишет о классической Греции как о “триумфе автаркии”, бесконечно расширяя сферу применения термина: автаркия характеризует у него не только полис и мудреца, но и храм как архитектурное произведение, и трагедию, и эпиграммы и т. п. (Ferguson J. Moral values in ancient world. L„ 1958, p. 133-138), Автаркия в экономике может обозначать “идеальный” нулевой уровень импорта, по отношению к которому исчисляется интегрированность страны в мировое хозяйство. Автаркия в политике—установка на изоляцию страны и исключение ее из мирохозяйственных связей, а также обслуживание этой тенденции—институциональное, идеологическое и проч.

    Лит.: Novak f. L'idée de l'autarcie économique. P., 1925; Laum B. Die Geschlossene Wirtschaft. Soziologische Grundlegung des Autarkieproblems. Tub., 1933; Schwer E. Der Autarkie-Begriff im Wandel der Zeit.— “Schmollers Jahrbuch für Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschem Reiche”, 1941, 65 Jg., Heft Г, S. 303—338; Festugiere A-J. Autarcie et communauté dans la Créée antique.— Idem. Liberté et civilisation chez les Grecs. P., 1947, p. 109—126 ; Predähl A. Aussenwirtschaft. Weltwirtschaft, Handelspolitik und Währungspolitik. Gott., 1949; WUpert P. Autarkie.—“Reallexicon für Antike und Christentum”, Bd. I, 1950, cols. 1039—1050; Wisely M. Self-Sufficiency and the Greek City. — “Journal of the History of Ideas”, 1955, 16, p. 416—420; Heiander S. Das Autarkie-Problem in der Wellwirtschaft. B.—München, 1955; Rich A. N. M. The Cynic Conception of Autarkeia.—“Mnemosyne”, 1956,9, S. 23—29; Adkins A. W. H. Friendship and “Self-sufficiency” in Homer and Aristotle.— “Classical Quarterly”, 1963, 13, p. 30—45; Hasebroek 1. Trade and Politics in Ancient Greece. N. Y., 1965; nôrnach W. E. Autarkie (antik), Historisches Wörterbuch der Philosophie, Bd l. Basel-Stuttg., 1971, S. 685—690; Gigon 0. Antinomien im Polisbegriff des Aristoteles.— Heuenische Poleis, ed. E. Ch. Welskopf. B., 1974, Bd. IV; GaiserK. Das Staatsmodell des Thukidides: zur Rede des Perikies für die Gefallenen. Halb., 1975; Austin M. M., Vidal-Naquet P. Economic and Social History f Ancient Greece. Berkley—Los Angeles, 1977; Kidd 1. G. Posidonian Methodology and the Self-SufTiciency of Virture.— Aspects de la philosophie hellénistique. Gen., 1986, p. 1—21.

    H. В. Брагинская