Akademik

        применение тем или иным классом (социальной группой) различных, вплоть до вооруж. воздействия, форм принуждения в отношении других классов (социальных групп) с целью приобретения или сохранения экономического и политического господства, завоевания тех или иных прав или привилегий.

        Марксизм показал, что систематич. применение Н. в истории связано прежде всего с существованием ан-тагонистич. классов, со сменой конкретно-историч. форм отчуждения труда и способов принуждения к труду. В рамках рабовладельч. способа производства господинрабовладелец выступает в роли организатора деятельности подвластных ему рабов; функцию поставщика рабочей силы и удержания её в подчинении выполняет гл. обр. государство. При феодализме иерархически организованный господствующий класс опирается на присвоение земли вместе с работающими на ней производителями. В бурж. обществе, основу которого составляет частная собственность, отчуждение труда принимает видимость свободного товарообмена между собственниками овеществлённого труда (капитал) и живого труда, рабочей силы (пролетариат). При капитализме сохранение отношений эксплуатации маскируется формальной «свободой» работника, и здесь, естественно, возрастает роль извращённых идеологич. форм обществ. сознания. Однако в решающие моменты классовой борьбы буржуазия, не колеблясь, прибегает к Н., обнажая эксплуататорскую сущность антаго-нистич. системы отношений. В эпоху империализма в политике господствующих классов проявляется тенденция к отказу от формально-демократич. методов, к установлению откровенно насильственных, военно-фаш. диктатур. В области идеологии наряду с социальной демагогией получает распространение откровенная апология Н. (культ силы, теории элиты, расистские теории и т. п.), получившая концентрированное выражение в фашизме. Господствующие эксплуататорские классы широко применяли и применяют Н. и в межгос. отношениях, развязывая войны, направленные на ограбление и закабаление народов, стремясь удержать своё господство над порабощёнными нациями (см. Война).

        Марксизм-ленинизм отвергает теории, приписывающие Н. решающую роль в истории (Е. Дюринг и др.). Вместе с тем он вовсе не отрицает роли Н. в том или ином механизме осуществления историч. необходимости, особо выделяя эпохи социальных революций. «Насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 23, с. 761). Марксизм, выяснив объективную роль Н. в истории, впервые решил вопрос о сознат. применении Н. пролетариатом в его революц. борьбе за коммунизм. Историч. опыт показал, что господствующие классы не отказываются добровольно от своих привилегий и применяют в борьбе с угнетёнными классами все доступные им средства борьбы, вплоть до массового террора. Сопротивление отживающих классов заставляет и революц. классы прибегать к ответным насильств. мерам, вплоть до вооруж. борьбы. Марксистско-ленинская постановка проблемы Н. исходит из объективных закономерностей и условий классовой борьбы, требует сводить Н. до необходимого минимума на каждом из этапов борьбы там, где имеется выбор. Масштабы и формы революц. Н. зависят прежде всего от степени и форм сопротивления свергаемых классов. Вместе с тем в выборе более жестоких или более гуманных форм переворота существ. роль играет также степень морального и интеллектуального развития самого рабочего класса, его партий и вождей, а также др. обстоятельства, как, напр., наследие войны (см. К. Маркс, там же, с. 9, и В. И. Ленин, ПСС, т. 36, с. 199—200).

        Марксизм с самого своего зарождения выдвигал путь мирной революции как возможную в определ. условиях альтернативу немирному революц. пути. Но никакая глубинная социальная революция немыслима без массового политнч. действия, без применения принудительных .мер к эксплуататорам, без установления диктатуры революционных классов, т. е. определ. форм социального Н. (см. Социалистическая революция).

        Задача построения социализма требует применения принудит, мер по отношению к сопротивляющимся злементам эксплуататорских классов (буржуазии, кулачества). Однако неизбежная в социалистич. обществе социальная смерть эксплуататорских классов не означает применения ко всем их представителям репрессий, а тем более их физич. уничтожения; решительно пресекая сопротивление враждебных социализму сил, пролет. государство предоставляет лояльным элементам полную возможность применить свои знания и способности в строительстве нового общества, стать его полноправными членами.

        В период строительства социализма главными становятся методы не принуждения, а убеждения, воспитания, организации масс. Вместе е тем и в условиях социализма сохраняются меры принуждения к антиобществ. элементам — ворам, тунеядцам, преступникам, хулиганам.

        Новые междунар. условия, связанные с ростом социализма и междунар. антиимпериалистич. движения, позволили коммуннстич. партиям поставить вопрос об изгнании Н. из сферы межгос. отношений ещё в период сосуществования капиталистич. и социалистич. государств, о возможности предотвращения новой мировой войны ещё до полной победы социализма на Земле (см. Мир, Мирное сосуществование).

        В совр. условиях, когда существует мировая социалистич. система, революц. процессы в ряде стран могут развиваться в более безболезненных формах. Если раньше буржуазия, будучи сильнее пролетариата, навязывала ему самые кровавые формы борьбы, то в совр. эпоху перед пролетариатом открывается возможность навязывать буржуазии более гуманные формы борьбы. Вместе с тем мировое коммунистич. движение, опираясь на опыт истории, подчёркивает в своих программных документах необходимость иметь в виду и перспективу «немирного перехода к социализму», быть всегда готовыми к смене форм борьбы, к применению вооруж. форм принуждения там, где к этому вынуждает пролетариат сопротивление реакции.

        Коммунисты в своей политике следуют ясным заветам классиков марксизма-ленинизма. «... В нашем идеале нет места насилию над людьми», — подчёркивал В. И. Ленин, — и этот идеал коммунизма соответствует объективной тенденции историч. процесса, где «... все развитие идет к уничтожению насильственного господства одной части общества над другой» (ПСС, т. 30, с. 122).

        Mapкс К., Капитал, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 23, гл. 24; Энгельс Ф., Анти-Дюринг, там же, т. 20, отд. 2, гл. 2, 3, 4, с. 162—70; ого же, Роль насилия в истории, там же, т. 21; Ленин В. И., О государство. ТИХ'., т. 39; Материалы XXV съезда КПСС, М., 1976; Материалы XXVI съезда КПСС, М., 1981; Кар Г., О мирном н немирном путях развития социалнстич. революции, «ПМС», 1962, .№ 5; Ковалев С., Коммунистич. гуманизм и революц. принуждение, там же, 1964, № 5; Федосеев П., Материалистич. понимание истории и «теория насилия», «Коммунист», 1964, № 7; Денисов В. В., Социология Н. (Критика совр. бурж. концепций), М., 1975; Китаев П. И., Социальное Н. в совр. классовом противоборстве, Минск, 1980.

        Е. Г. Плимак.

применение тем или иным классом (социальной группой) различных, вплоть до вооруженного воздействия, форм принуждения в отношении других классов (социальных групп) с целью приобретения или сохранения экономич. и политич. господства, завоевания тех или иных прав или привилегий. Осн. средства Н. материализуются в гос-ве (см. К. Маркс, Капитал, т. 1, 1955, с. 754; В. И. Ленин, Соч., т. 29, с. 437–38). Вместе с расколом общества на антагонистич. классы выделяется и спец. разряд людей, занятых только тем, "...чтобы управлять другими и чтобы в интересах, в целях управления систематически, постоянно владеть известным аппаратом принуждения, аппаратом насилия, каковым являются в настоящее время ... вооруженные отряды войск, тюрьмы, прочие средства подчинения чужой воли насилию, – то, что составляет сущность государства" (Ленин В. И., Соч., т. 29, с. 437). Методы Н. применяются и в междоусобных распрях в среде господствующего класса (борьба за власть между отд. его фракциями, слоями, партиями), а также в межгосударственных отношениях (см. Война). Бесчисл. политич. коллизии и кровавые перевороты в жизни общества создали иллюзию решающей роли политич. Н. в истории, представление "... столь же древнее, как и сама историография" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 20, с. 163). Это традиц. представление поколебал Руссо, связав возникновение обществ. неравенства и политич. гнета с появлением частной собственности и "изобретением двух искусств: обработки металлов и земледелия" ("О причинах неравенства", СПБ, 1907, с. 78). Историки эпохи Реставрации (Минье, Тьерри, Гизо), сведя все многообразие фактов политич. борьбы в новой истории Франции и Англии к соперничеству землевладельч. аристократии и "третьего сословия" (буржуазии), сделали шаг к выявлению экономич. основ классовой борьбы. Историч. материализм нанес окончат. удар по "теориям Н.", представленным в социологии нового времени Дюрингом, Гумпловичем и др.

Марксизм показал, что систематич. применение Н. в истории общества связано прежде всего с существованием антагонистич. классов, т.е. объективными факторами, определяемыми в конечном счете уровнем развития производит. сил; рядом с огромным большинством членов общества, все или почти все время к-рых занято подневольным трудом, неизбежно "...образуется класс, освобожденный от непосредственно производительного труда и ведающий такими общими делами общества, как управление трудом, государственные дела, правосудие, науки, искусства и т.д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения труда. Это, однако, отнюдь не исключало применения насилия, хищничества, хитрости и обмана при образовании классов и не мешало господствующему классу, захватившему власть, упрочивать свое положение за счет трудящихся классов и превращать руководство обществом в усиленную эксплуатацию масс" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 19, с. 225–26).

Н. в руках господствующих классов является одним из гл. средств сохранения или укрепления данной системы антагонистич. обществ. отношений, одним из условий ее "нормального" функционирования. История общественно-экономич. формаций показывает определ. эволюцию форм и средств Н.: от чисто физич. принуждения работника при рабовладении до разнообразных сочетаний физич. принуждения с принуждением экономическим при феодализме; при этом все более существ. роль начинают играть средства духовного угнетения (религия); при капитализме сохранение отношений эксплуатации маскируется формальной "свободой" работника, здесь естественно возрастает роль извращенных идеологич. форм обществ. сознания, социальной демагогии. Однако в решающие моменты классовой борьбы буржуазия, не колеблясь, отбрасывает разного рода иллюзорные демократич. облачения, обнажая эксплуататорскую сущность антагонистич. системы отношений. В эпоху империализма в политике господствующих классов проявляется тенденция к отказу от формально-демократич. методов, к установлению откровенно насильственных, милитаристских, фашистских диктатур, к диктату и войнам в междунар. отношениях. В области идеологии наряду с социальной демагогией получает распространение откровенная апология Н. (культ силы, теории элиты, расистские теории и т.п.), получившая концентрированное выражение в фашизме.

Восходящие, прогрессивные классы в свою очередь применяют Н. для ломки системы отживших обществ. отношений и ниспровержения связанных с этой системой классов, не желающих поступиться своими интересами и привилегиями. В этих случаях Н., являясь фактором революционным, ускоряет превращение одного способа произ-ва в другой, сокращает его переходные стадии. В период т.н. первоначального капиталистич. накопления в Англии рычагом в руках возникающего класса капиталистов служили такие перевороты, "...когда значительные массы людей внезапно и насильственно отрываются от средств своего существования и выбрасываются на рынок труда в виде поставленных вне закона пролетариев" (Маркс К., Капитал, т. 1, с. 721). Экспроприация с.-х. производителя, составлявшая основу всего этого процесса, дополнялась колониальным грабежом и торговыми войнами. Все эти методы покоились на грубейшем Н.

Радикальным средством разрешения непримиримых социальных противоречий Н. оказалось и в ходе буржуазных революций нового времени. Так, во Франции конца 18 в. господство мелкобурж. якобинского террора послужило тому, "...чтобы ударами своего страшного молота стереть сразу, как по волшебству, все феодальные руины с лица Франции. Буржуазия с ее трусливой осмотрительностью не справилась бы с такой работой в течение десятилетий. Кровавые действия народа, следовательно, лишь расчистили ей путь" (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 4, с. 299).

Общий вывод Маркса гласил: "насилие является повивальной бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция" ("Капитал", т. 1, с. 754).

Марксизм, выяснив объективную роль Н. в истории, впервые решил вопрос о сознат. применении Н. пролетариатом в его революц. борьбе за коммунизм. Не только радикальные идеологи мелкой буржуазии и плебейских или крест. масс (Мелье, Руссо, Марат, якобинцы, Радищев и др.), но и более умеренные бурж. просветители (Гельвеций, Дидро, Рейцаль) и отд. утопич. социалисты (Мабли) оправдывали для определ. условий революц. насильств. действия против угнетателей, писали о "благе" великих потрясений, гражд. войн, указывали, что за вызванными ими временными бедствиями следуют "эпохи наибольшего счастья". Однако домарксистская обществ. мысль не могла дать обоснованное решение проблемы революц. Н. Для одних мыслителей и вождей революции (Марат, якобинцы, "бешеные", эбертисты, впоследствии бланкисты и анархисты) революц. Н. представлялось всеспасающим средством разрешения возникающих перед революцией проблем, гл. способом перестройки обществ. отношений. Напротив, более умеренные мыслители и политики антифеод. лагеря высказывали опасения, что вооруж. Н., террор могут привести к ненужным массовым кровопролитиям, уничтожению культуры, анархии и хаосу, к забвению и попранию тех принципов гуманности и справедливости, во имя к-рых совершалась революция, к деморализации самих революционеров. Именно поэтому в бурж. и особенно мелкобурж. идеологии существует немало "ультрареволюц." теорий, но не менее типичны для нее теории, отрицающие Н., проповедующие политич. индиферентизм, абстрактный гуманизм, теории "непротивления злу" насилием (толстовство, гандизм, пацифизм и т.д.). Подобного же рода шатания характерны и для различных форм антибурж. утопич. социализма (отрицание революц. H. y "мирных" социалистов, преклонение перед "творческой страстью" разрушения у Бакунина, бланкистские преувеличения роли насильств. действий организованного меньшинства, не опирающегося на широкие массы, "терроризм" народовольцев и т.п.).

Марксистская постановка проблемы Н. исходит из объективных закономерностей и условий классовой борьбы, требуя сводить Н. до необходимого минимума на каждом из этапов борьбы и применять более мягкие формы принуждения там, где имеется выбор. Историч. опыт показал, что господствующие классы не отказываются добровольно от своих привилегий и применяют в борьбе с угнетенными классами все доступные им средства борьбы, вплоть до массового террора; в общем и целом "...чем меньше шансов имеет данный общественный класс или слой отстоять свое господство, тем более склонности обнаруживает он к террористическим мерам" (Плеханов Г. В., Соч., т. 4, 1925, с. 63). Сопротивление отживающих классов заставляет и революц. классы прибегать к ответным насильств. мерам, вплоть до вооруж. борьбы. Однако масштабы и формы этого революц. Н. находятся в зависимости прежде всего от сопротивления свергаемых классов, а также от размаха революции. Вместе с тем в выборе более жестоких или более гуманных форм переворота существ. роль играет также степень морального и интеллектуального развития самого рабочего класса, его партий и вождей, а также др. обстоятельства, как, напр., наследие войны (см. К. Маркс, Капитал, т. 1, с. 7; В. И. Ленин, Соч., т. 27, с. 238).

Марксизм с самого своего зарождения выдвигал путь мирной революции как возможную в определ. условиях, хотя и редкую, альтернативу немирному революц. пути. Предпочтительность первого пути, использование "„последнего“ шанса" на мирное развитие (см. В. И. Ленин, Соч., т. 26, с. 39) вытекает из гуманистич. характера марксизма и диктуется соображениями революц. целесообразности: вооруж. борьба, гражд. войны сопряжены с максимальными жертвами и страданиями нар. масс, разрушением производит. сил общества, ограничениями демократии. Но признание реальной возможности мирной революции не предполагало того, что эксплуататорские классы добровольно откажутся от власти, собственности и привилегий. Никакая глубинная социальная революция немыслима без массового политич. действия, без применения принудит. мер к эксплуататорам, без установления диктатуры революц. классов, т.е. определ. форм социального Н. (см. Социалистическая революция).

Отличие мирного пути развития социалистич. революции от немирного состоит в том, что перевес революц. сил парализует сопротивление эксплуататорских классов, избавляя пролетариат от необходимости использовать крайние формы и методы борьбы (вооруженное восстание, гражданская война). Однако и в случае немирной социалистич. революции тот факт, что социалистич. преобразования выгодны подавляющему большинству населения, опора революц. партий на большинство угнетенного населения, на революц. класс, а не на заговор, является одним из гл. объективных факторов, позволяющих свести к минимуму сопротивление разбитых классов, а вместе с тем сузить сферу применения насильств. средств. Видя в политич. организации типа Парижской Коммуны "организованное средство действий" пролетариата, добивающегося уничтожения всех классов, Маркс отмечал: "...Коммуна создает рациональную обстановку, в которой эта классовая борьба может проходить через свои различные фазы наиболее рациональным и гуманным путем" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 17, с. 553). Опыт Парижской Коммуны 1871 и Окт. революции 1917 говорит о том, что пролет. революции были первоначально почти совершенно бескровными революциями и только поддержка контрреволюц. сил интервентами (Пруссия в 1871, Антанта в 1918) позволила свергнутым классам развязать кровопролитные гражд. войны.

Маркс в 19 в. и Ленин накануне революции 1917 считали вообще ненужным создание в ходе революции профессионального аппарата принуждения, указывая на необходимость выбора чиновников и офицеров народом, полного слияния армии, ведущей войну против буржуазии, с массой населения, полную демократию в организации произ-ва и распределения (см. тамже, т. 28, с. 14). В ходе борьбы против контрреволюции и интервенции пролетариату России пришлось создать кадровую армию и спец. органы принуждения (ВЧК), пойти на ряд временных ограничений демократии. Однако принципиальное отличие этих особых органов Н. заключается не только в их направленности против свергнутых эксплуататорских классов, но и в том, что создаются условия, исключающие их обособление от народа, а тем более их переход "во владение" к какому-то привилегированному слою, как это постоянно происходило в прежних революциях. (Эти условия: постоянный обществ. и партийный контроль, полная гласность, участие во власти все более широких масс, систематич. обновление состава руководящего аппарата и др. – см. К. Маркс, в кн.: К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 2 изд., т. 17, с. 340, 342, 347, 602; В. И. Ленин, Соч., т. 25, с. 391–92).

В период перехода к строительству социализма главными становятся методы не принуждения, а убеждения, воспитания, организации, причем конкретно-историч. условия развития социалистич. революции в той или иной стране, уровень ее социального развития определяют соотношение этих методов. В России бешеное сопротивление свергнутых эксплуататорских классов, враждебность к социализму со стороны значит. части бурж. интеллигенции и специалистов, разгул мелкобурж. стихии, частичная деклассированность пролетариата, тяжелейшие условия разрухи, оставленные в наследие войной, потребовали от пролет. власти чрезвычайных мер вплоть до "...полного подавления и всех эксплуататоров и всех элементов разложения" (Ленин В. И., т. 27, с. 235). "Военный коммунизм" эпохи гражданской войны включал продразверстку, принудит. трудовую повинность для буржуазии, использование частей Красной Армии на трудовом фронте, частичную милитаризацию труда в пром-сти. Ленин подчеркивал, что "„военный коммунизм“ был вынужден войной и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой" (там же, т. 32, с. 321).

Задача построения социализма требует применения принудит. мер по отношению к сопротивляющимся элементам эксплуататорских классов (буржуазии, кулачества). Однако неизбежная в социалистич. обществе социальная смерть эксплуататорских классов не означает применения ко всем их представителям репрессий, а тем более их физич. уничтожения: решительно пресекая сопротивление враждебных социализму сил, пролет. гос-во предоставляет лойяльным элементам полную возможность применить свои знания и способности в строительстве нового общества, стать его полноправными членами.

Принципиально недопустимым становится применение насильств. принудит. мер в мирный период строительства социализма в отношении трудящихся масс. "Без длительного воспитания и перевоспитания мы здесь ничего не сделаем. Тут та область, где революционное насилие, диктатура употребляется для того, чтобы злоупотреблять и от этого злоупотребления я бы осмелился вас предостеречь. Прекрасная вещь революционное насилие и диктатура, если они применяются, когда следует и против кого следует. Но в области организации их применять нельзя" (там же, т. 29, с. 142).

Подчеркивая, что социализм, коммунизм – дело сознат. большинства, указывая на недопустимость строительства новых форм жизни путем голого декретирования, оторванного от повседневного опыта масс, бюрократич. навязывания сверху, Ленин говорил о значении массового обществ. экспериментирования: "...Социализма не может ввести меньшинство – партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами" (там же, т. 27, с. 111). Всемерное развитие пролет. демократии, свободное выдвижение и обсуждение всех актуальных проблем социалистич. строительства, сопоставление различного опыта, борьба мнений на почве коммунизма являются неотъемлемым условием выработки правильной линии и предохранения от возможных ошибок. Особое значение ленинский подход к массам приобретал при выработке способов и средств социалистич. перестройки деревни, перевода на рельсы коллективизма многомиллионного класса крестьян (См. Кооперативный план В. И. Ленина).

Практика социалистич. строительства в СССР доказала правоту ленинских установок. Творчество новых форм жизни стало реальностью благодаря сознат. участию в нем миллионных масс. И, напротив, там, где методы воспитания, убеждения, организации подменялись методами бюрократич. администрирования, принуждения, Н. (нарушение ленинского принципа добровольности по отношению к середняку в нач. 30-х гг. в колхозном строительстве), строительству социализма наносился серьезный урон. Особый вред нанесло нарушение ленинских принципов в обществ., гос. и партийной жизни, когда в условиях культа личности Сталин начал возводить в норму нек-рые временные ограничения внутрипартийной и сов. демократии, к-рые были неизбежны в первый период существования СССР, в условиях ожесточ. борьбы с классовым врагом, а впоследствии в условиях войны против немецко-фашистских захватчиков. Карательные органы пролет. гос-ва (МВД, МГБ) вышли из-под контроля народа и партии, стали орудием необоснованных массовых. репрессий. Созданию атмосферы всеобщей подозрительности способствовала выдвинутая Сталиным формула об "усилении сопротивления последних остатков умирающих классов" по мере продвижения к социализму. Эта и другие политически ошибочные формулы были провозглашены в 1937, когда были полностью ликвидированы эксплуататорские классы и их экономич. база. В жизнь партии стал внедряться дух нетерпимости и систематич. "отлучений" от марксизма, заменивший ленинскую деловую атмосферу свободного обсуждения всех актуальных теоретич. и практич. проблем, а карательные органы диктатуры пролетариата, созданные для борьбы с враждебными классами, были обращены против ленинских кадров партии и гос-ва. Партия в условиях культа личности была лишена нормальной жизни, внутрипартийная демократия попиралась. Это создало почву для злоупотреблений властью и произвола. XX, XXI и XXII съезды КПСС решительно осудили явления культа личности, злоупотребления властью и нарушения норм социалистической демократии и законности, как глубоко чуждые природе социализма. Программа КПСС (1961) наметила всестороннее развитие социалистической и внутрипартийной демократии. В связи с ликвидацией эксплуататорских классов отмерла функция подавления их сопротивления внутри страны. Государство диктатуры пролетариата в СССР превратилось в общенародное государство. Взят курс на постепенное превращение органов гос. власти в органы обществ. самоуправления. Вместе с тем и в условиях построения коммунизма сохраняются меры принуждения к антиобществ. элементам – ворам, тунеядцам, преступникам, хулиганам. Усиливая борьбу с подобными элементами, сов. гос-во и партия ставят целью постепенную замену мер уголовного наказания мерами обществ. воздействия и воспитания на основе всеобщего привлечения широких масс трудящихся в органы контроля и обществ. правопорядка. Широкий и постоянный контроль народных масс является наиболее действенным средством борьбы с антиобщественными элементами, нарушением социалистич. норм и законов. Что касается функции политич. подавления, Н., то она сохраняется гл. обр. против действий враждебных социализму междунар. сил.

Новые междунар. условия, связанные с ростом социализма и междунар. антиимпериалистич. движения, позволили поставить на XX и XXII съездах КПСС вопрос об окончат. изгнании Н. из сферы меж-гос. отношений еще в период сосуществования на земле капиталистич. и социалистич. гос-в, о возможности предотвращения новой мировой войны еще до полной победы социализма на земле. Историч. необходимость мирного сосуществования гос-в с различным обществ. строем диктуется также революцией в развитии средств разрушения, к-рая создала угрозу гибели в мировом термоядерном конфликте сотен миллионов людей, опустошения целых гос-в и континентов, утраты гигантской массы материальных богатств. (См. Мир международный, Мирное сосуществование).

В совр. условиях силы мирового социализма затрудняют экспорт контрреволюции, благодаря чему и революц. процессы в ряде стран могут развиваться в более безболезненных формах. Если раньше буржуазия, будучи сильнее пролетариата, навязывала ему самые кровавые формы борьбы, если социалистич. революции в России "...пришлось осуществлять диктатуру пролетариата в самой ее суровой форме" (Ленин В. И., Соч., т. 28, с. 186), то теперь перед пролетариатом открывается возможность навязывать буржуазии более гуманные формы борьбы, идти к социализму "более человеческим" путем (см. тамже, т. 29, с. 245). Ввиду появления новых условий неправомерна универсализация ряда особенностей Окт. революции (гражд. война, однопарт. система как политич. форма диктатуры пролетариата, безвозмездная конфискация средств произ-ва у буржуазии, полное лишение политич. прав свергнутых эксплуататорских классов и временное ограничение избират. прав мелкобурж. классов), превращение их во "всеобщую истину" марксизма-ленинизма.

Вместе с тем мировое коммунистич. движение, опираясь на опыт истории, подчеркивает в своих программных документах необходимость иметь в виду и перспективу "немирного перехода к социализму", быть всегда готовыми к смене форм борьбы, к применению вооруж. форм принуждения там, где к этому вынуждает пролетариат сопротивление реакции. Коммунисты считают также своим долгом оказывать всемерную поддержку нац.-освободит. антиимпериалистич. движениям, к-рые могут развертываться как в форме мирных революций, так и в форме справедливой нац.-освободит. войны.

Правильный подход к проблеме Н. вырабатывался в коммунистич. движении в систематич. борьбе против оппортунистич. представлений. Ревизионистские концепции возникали на почве преувеличения легальных возможностей бурж. демократии, якобы гуманизирующей условия классовой борьбы в достаточной мере, чтобы позволить рабочим партиям в рамках парламентаризма, без установления диктатуры пролетариата ввести социализм. При этом сбрасывалось со счета углубление противоречий капитализма в эпоху империализма, не учитывались объективные тенденции в жизни бурж. общества: рост милитаризма, гигантское усиление военно-бюрократич. аппарата, стремление правящих классов к установлению откровенно насильственных, фашистских диктатур, диктату и войнам в междунар. отношениях. Плоды ревизионистского ренегатства руководства 2-го Интернационала междунар. рабочий класс сполна пожал в годы 1-й мировой войны, когда большинство с.-д. партий встало на путь поддержки "своих" империалистич. пр-в. Отказ от революц. марксизма, сползание на позиции бурж.-реформистского соглашательства характерны и для большинства совр. с.-д. партий. Марксистско-ленинские партии в совр. условиях ведут непримиримую борьбу с ревизионизмом, правым оппортунизмом, к-рый парализует революц. волю рабочего класса, (см. Программные документы борьбы за мир, демократию и социализм, 1961, с. 81).

Ничего общего не имеют с революц. марксизмом и разного рода левацкие представления, носители к-рых переоценивают значение вооруж. насильств. действий в практике революц. борьбы угнетенных классов или пытаются внедрить методы "казарменного коммунизма" в практику социалистич. строительства. Маркс в 1850 пошел на разрыв с авантюристич. фракцией Виллиха – Шаппера, утверждавшей, что немедленным революц. действием, "рубкой голов", можно компенсировать отсутствие объективных условий для взятия власти пролетариатом. Впоследствии Маркс и Энгельс решительно отвергали авантюристич. лозунги бланкистов и анархистов (Бакунина, Моста и др.), а также их примитивные представления о социализме и коммунизме как строе, основанном на насилии. Маркс и Энгельс, характеризуя документ бакунистов "Главные основы будущего общественного строя" (введение принципа "производить для общества как можно более и потреблять как можно меньше", мелочная регламентация всей обществ. деятельности – произ-ва, потребления, воспитания, вплоть до порядка пользования столовыми и "общественными спальнями", а также передача высшего руководства никому не подконтрольному Комитету заговорщиков) писали: "Эта статья показывает, что если простых смертных карают, как за преступление, за одну мысль о будущей организации общества, так это потому, что главари все уже устроили заранее... Какой прекрасный образчик казарменного коммунизма!" (Соч., 2 изд., т. 18, с. 413–14). В годы гражданской войны в СССР Ленин резко выступал против авантюристич. теории "подталкивания революции" в других странах с помощью штыков Красной Армии. Переходя к мирному строительству, КПСС отвергла троцкистский лозунг милитаризации нар. х-ва, требование перенесения навыков, приемов аппарата военного ведомства на всю гос. жизнь. XX съезд Коммунистической партии покончил с извращениями принципов революц. законности, порожденными культом личности, разоблачил ошибки и преступления Сталина.

Марксистско-ленинские партии и в совр. условиях ведут решительную борьбу против левооппортунистич. взглядов, догматизма и сектантства в вопросах о путях перехода от капитализма к социализму, о путях и методах строительства социализма. Марксизм-ленинизм требует точного учета объективных и субъективных условий и движущих сил обществ. развития, объективных законов строительства социализма и коммунизма. Задачи революц. перехода к социализму требуют в каждой отд. стране творческого конкретного анализа соотношения классовых сил, междунар. условий, революционной ситуации, исключающего абсолютизацию и универсализацию каких-либо форм классовой борьбы. В вопросе о путях и средствах строительства социализма и коммунизма марксизм-ленинизм отвергает насильств. методы в отношении трудящихся масс, волюнтаризм, субъективизм и произвол, чуждый марксизму-ленинизму культ личности, выступает против подмены творчества, самодеятельности, инициативы широких нар. масс голым администрированием и прожектерством. Догматизм и сектантство "...лишают революционные партии способности развивать марксизм-ленинизм на основе научного анализа и творчески применять его в соответствии с конкретными условиями, изолируют коммунистов от широких слоев трудящихся, обрекают их на пассивное выжидание или леваческие, авантюрные действия в революционной борьбе, не позволяют своевременно и правильно оценивать меняющуюся обстановку и новый опыт, использовать все возможности в интересах победы рабочего класса и всех демократических сил в борьбе против империализма, реакции и военной опасности, и тем самым мешают народам одержать победу в их справедливой борьбе" (Программные документы борьбы за мир, демократию и социализм, с. 82).

Марксистское понимание Н. является объектом систематич. нападок и фальсификации в совр. антикоммунистич. лит-ре. Бурж. пропагандисты замалчивают тот основополагающий факт, что само бурж. общество есть строй, систематически практикующий Н. по отношению к трудящимся массам, угнетенным нациям. Изображая коммунистов почитателями террора, Н., они умалчивают о том, что применение пролетариатом Н. является вынужденным, а также носит временный, ограниченный характер. Пытаясь доказать, что сущностью социалистич. системы в противовес принципу "свободы" бурж. мира является "тоталитаризм", бурж. идеологи идут на ухищрения и подтасовки: под рубрику "тоталитаризм" ими объединяются фашистский режим и диктатура пролетариата; явления культа личности, явившиеся следствием отступления от марксизма и осужденные и отвергнутые самими коммунистами, выдаются за "суть" коммунизма; марксизм изображается зачастую "наследником" примитивных форм донауч. социализма и революц. мысли (бабувизм, бланкизм, якобинизм, анархизм и т.п.); марксизму приписывается некое неразрешимое противоречие, "роковая дилемма" средств и цели (осуществление гуманного идеала насильств. средствами якобы ведет к превращению этих средств в самоцель), всячески искажается существо политики мирного сосуществования, к-рая рассматривается как "тактич. уловка" коммунистов.

Вопреки этим домыслам, коммунисты следуют ясным заветам классиков марксизма-ленинизма: "революция н е и з -б е ж н а...; но революция может принять более мягкие формы... Это будет зависеть не столько от развития буржуазии, сколько от развития пролетариата... По принципу своему коммунизм стоит выше вражды между буржуазией и пролетариатом; он признаёт лишь её историческое значение для настоящего, но отрицает её необходимость в будущем; он именно ставит себе целью устранить эту вражду. Пока эта вражда существует, коммунизм рассматривал ожесточение пролетариата против своих поработителей, как необходимость, как наиболее важный рычаг н а ч и н а ю щ е г о с я рабочего движения, но коммунизм идёт дальше этого ожесточения, ибо он является делом не одних только рабочих, а всего человечества" (Энгельс Ф., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 2, с. 516).

"В нашем идеале нет места насилию над людьми", – подчеркивал Ленин, – и этот идеал коммунизма соответствует объективной тенденции историч. процесса, где "...все развитие идет к уничтожению насильственного господства одной части общества над другой" (Соч., т. 23, с. 57). Последоват. развитие социалистич. демократии в социалистич. странах, борьба коммунистич. партий капиталистич. стран за обновление и расширение демократии, против реакц. диктатуры буржуазии все больше разоблачают и опровергают измышления идеологов антикоммунизма.

Лит.: Маркс К., Капитал, гл. 24, в кн.: Mapкс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23; Энгельс Ф., Анти-Дюринг, отд. 2, главы 2, 3, 4, там же, т. 20, с. 162–170; его же, Роль насилия в истории, там же, т. 21, с. 419–83; Ленин В. И., О государстве, Соч., 4 изд., т. 29; его же, Как буржуазия использует ренегатов, т. 30; его же, Замечания на книгу Н. И. Бухарина: "Экономика переходного периода", Ленинский сборник, XI, М.–Л., 1929; Программные документы борьбы за мир, демократию и социализм, М., 1961; Программа КПСС (Принята XXII съездом КПСС), М., 1961; XX съезд КПСС. Стенографический отчет, т. 1–2, М., 1956; XXII съезд КПСС. Стенографический отчет, т. 1–3, М., 1962; Суслов Μ. Α., О борьбе КПСС за сплоченность международного коммунистич. движения, М., 1964; Сомервилл Д., Избранное, пер. с англ., М., 1960; Кар Г., О мирном и немирном путях развития социалистич. революции, "Проблемы мира и социализма", 1962, No 5; Бурлацкий Φ. Μ., Государство и коммунизм, М., 1963; Шабад Б. Α., Политич. философия совр. империализма, М., 1963; Ковалев С., Коммунистич. гуманизм и революц. принуждение, "Проблемы мира и социализма", 1964, No 5; Федосеев П., Материалистич. понимание истории и "теория насилия", "Коммунист", 1964, No 7; Румянцев Α., "Китаизированный марксизм": националистич. содержание в псевдомарксистской оболочке, там же, No 12; Сорель Ж., Размышления о Η., Μ., 1907; Каутский К., Социальная революция, М., 1918; Мартов Ю., Мировой большевизм, Берлин, 1923; Плеханов Г. В., Сила и насилие, Соч., т. 4, М.–Л., 1923; его же, Наши разногласия, там же, т. 2, М., 1925; Каутский К., Материалистич. понимание истории, пер. с нем., т. 2, М.–Л., 1931; Лавров П., Государственный элемент в будущем обществе, Избр. соч. ..., т. 4, М., 1935; Kautsky К., Terrorismus und Kommunismus, В., 1919; Bauer O., Bolschewismus oder Sozialdemokratie?, W., 1920; Auiard Α., La théorie de la violence et la Révolution française, P., 1923; Nomad M., Apostles of revolution, Boston, 1939; Jouvenel B. de, Du pouvoir. Histoire naturelle de sa croissance, Genéve, [1947 ]; Arendt H., Origins of totalitarianism, N. Y., 1951; Сamus Α., L'homme révolté, [2 éd. ], P., 1951; Τalmon J. L., The origins of totalitarian democracy, L., 1952; его же, Political messianism. The romantic phase, N. Y., [1960 ]; Gross F., The seizure of political power in century of revolutions, N. Y., 1958; Tempel В. van den, The evolution of social systems in. Europe, L., 1962.

    НАСИЛИЕ — общественное отношение, в ходе которого одни индивиды (группы людей) с помощью внешнего принуждения, представляющего угрозу жизни, подчиняют себе других, их способности, производительные силы, собственность. Гегель рассматривал насилие как. узурпацию свободной воли в ее наличном бытии; по словам Л. Н. Толстого, “насиловать — значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие”. Насилие можно интерпретировать как разновидность отношений власти, поскольку последняя представляет собой господство одной воли над другой, принятие решения за другого. Оно отличается от других типов властных отношений — патернализма и правового принуждения. Патернализм есть господство зрелой (взрослой) воли над незрелой (детской); такое господство считается отеческим, ибо оберегает незрелую волю и, как предполагается, в последующем, когда последняя достигает стадии зрелости, будет одобрено ею. Правовое принуждение имеет источником предварительный договор, по которому индивиды сознательно в рамках и для целей сообщества отказываются от части своей свободы и передают право материально гарантированного решения по определенным вопросам определенным институтам и институционализированным лицам. Патерналистское и правовое принуждение имеют между собой то общее, что на них получено (или могло бы быть получено) согласие тех, против кого оно направлено; сопряженное с ними внешнее воздействие считается легитимным насилием, это частичное насилие, полунаечлие, часто косвенное насилие. В отличие от них насилие в собственном смысле слова есть действие, на которое в принципе не может быть получено согласие тех, против кого оно направлено, ибо оно не считается с их целями, правами, интересами.

    Насилие следует также отличать от природной агрессивности человека как живого существа. “Воинственные” инстинкты, как и инстинкт страха, могут играть свою роль и даже изощренно использоваться в практике насилия, но они не тождественны ему. В отличие от них насилие является актом сознательной воли и претендует на обоснование, на законное место в межчеловеческой коммуникации. От других форм общественного принуждения насилие отличается тем, что доходит до пределов жестокости, характерной для природной борьбы за существование, от природной агрессивности — тем, что апеллирует к понятиям блага, справедливости. Насилие можно определить как право сильного, возведение силы в закон человеческих отношений; ему нет места ни в природе, ни в пространстве человечности, разумного поведения, оно находится между ними, представляя собой способ выхода из естественного состояния или обратного провала в такое состояние. Насилие соединяет две природы человека, что определяет как его фундаментальное значение в структуре человеческого бытия, так и амбивалентный характер. Насилие входит в реестр негативных ценностей в качестве их предельного случая; оно есть крайнее выражение зла. В то же время оно существует в многообразии количественных и качественных характеристик, которые не могут не учитываться гфи ценностной квалификации насилия (так, напр., не одно и то же быть ограбленным или убитым, есть также разница между единичными актами насилия и массовыми убийствами и т. д.). Противоречивость понятия насилия стала предметом философских споров, которые гл. о. развернулись вокруг вопроса: может ли (и если да, то в каких случаях) насилие получить санкцию в качестве разумного, нравственно оправданного и достойного способа действия? Разнообразные ответы на него можно свести к трем рубрикам: а) апология насилия, б) радикальное отрицание, не допускающее исключений, в) мягкое отрицание, допускающее исключения. Апология насилия как такового является в истории философии большой редкостью (некоторые из младших софистов, Ф. Ницше, Ж. Сорель и др.), она заключается в том, что насилие рассматривается в качестве критерия справедливости, выражения красоты и мощи духа. При таком подходе фактически происходит подмена, в результате которой насилие отождествляется с моралью, заменяет ее. На самом деле насилие не может быть интерпретировано в качестве морального принципа, ибо, помысленное в таком качестве, оно, будучи разрушительным началом, неизбежно стало бы отрицанием самого себя. Радикальное отрицание насилия также имело мало сторонников (напр., тезис Сократа о том, что хуже совершить несправедливость, чем испытать ее, благостное восприятие жизни Франциском Ассизским) и стало концептуально акцентированной интеллектуальной традицией только в наше время (Л. Н. Толстон, М. Ганди, А. Швейцер и др.); оно исходит из убеждения, что моральное оправдание насилия невозможно по определению. Наиболее широко была представлена третья позиция: насилие может быть духовно, нравственно оправдано, но только в рамках общего отрицательного отношения к нему; основные усилия сторонников этой позиции сосредоточены на исследовании аргументов и соответствующих ситуаций (контекстов), в которых такое оправдание возможно и необходимо. Важнейшие результаты размышлений в этом направлении вместе с уместными контраргументами можно суммировать следующим образом. Насилие считается оправданным в нескольких случаях.

    1. Насилие выступает как отказ от части во имя целого (Платон, Августин, Фома Аквинский и др.). Однако понимаемое адекватно, как узурпация свободной воли, насилие не может быть частичным, по крайней мере тогда, когда речь идет об убийстве; отношения личности и общества в этическом аспекте нельзя интерпретировать как часть и целое.

    2. Насилие рассматривается как жертва, принесенная на алтарь будущего (революционная идеология). Этот аргумент уязвим из-за неопределенности будущего и из-за того, что будущее, как правило, учреждает новые, свои собственные алтари; смена человеческих поколений связана со сменой идеалов, ценностных ориентации.

    3. Насилие является способом борьбы с насилием по формуле “Цель оправдывает средства” (иезуиты, Д. Дьюи, Л. Д. Троцкий и др.). Однако логика этой формулы — благо цели ощутимо превосходит и тем компенсирует зло средств, ведущих к ней,— не действует в ситуации противостояния насилию с помощью насилия (см. Цель и средства). В масштабе индивида зло убийства ничем не может быть компенсировано. В масштабе социума зло могло бы быть санкционировано нравственно, если бы оно вело к обществу без насилия. Однако насилие не предотвращается ответным насилием — до того, как оно совершено, нельзя знать достоверно, что оно непременно будет иметь место; после того, как оно совершено, ответное насилие не является его предотвращением. Насилие нельзя изжить с помощью насилия, т. к. для того, чтобы быть эффективным, второе (ответное) должно быть больше первого. Формула “Цель оправдывает средства” вообще неприменима к морали, т. к. мораль является необычной целью (целью целей, самоцелью), которая совпадает со средствами своего осуществления.

    4. Справедливость выступает в форме легитимного насилия (Г. Гроций, Гоббс, И. Кант и др.). Легитимное насилие существовало в двух исторических формах — талиона и государственного (законного, правового) насилия. Оно получало нравственное оправдание и рассматривалось в качестве канона справедливости не потому, что оно было насилием, а потому, что каждый раз являлось его принципиальным ограничением: талион через равное возмездие ограничил зоологическую вражду между разными кровнородственными объединениями; государство, монополизировав насилие, переведя его в латентную форму, ограничило насильственную практику первобытности. Здесь уместна аналогия с выбором меньшего зла, который считается этическим не потому, что он есть выбор зла, а потому, что это выбор меньшего зла. Особым случаем легитимного насилия государства является смертная казнь: есть убедительные основания, отказывающие ей в правовой легитимности; по Ч. Беккариа, ее вообще нельзя считать наказанием.

    5. Насилие определяется как историческое деяние, необходимая форма восходящего развития общества (Гегель, Маркс и др.). Насилие, вписанное в объективное развитие истории столь же органично, как грозы и ливни в круговорот природы, “является повивальной бабкой старого общества, когда оно беременно новым” {Маркс К. Капитал, т. I, гл. XXIV, § 6). Однако философско-историческое оправдание насилия как фактора, влияющего на развитие социума, вовсе не означает его этического оправдания в качестве принципа индивидуально-ответственного поведения: во-первых, историческая продуктивность насилия (напр., революций) в отличие от его деструктивных форм (мятежей, разбоев и т. п.) устанавливается только задним числом; во-вторых, историческое событие является массовым деянием, складывающимся из практически бесконечного количества индивидуальных действий и несводимых ни к одному из них, в силу чего никогда нельзя сказать, в какой мере оно является следствием сознательных насильственных акций. Нет прямой связи между ответственным поведением индивидов и исторически значимыми объективными результатами; историческая правота поэтому не Совпадает с правотой этической. Народы имеют право на восстание, революции (Фома Аквинский, Фихте и др.), но это не означает, что такое право есть у индивидов, т. к. восстания и революции сами по себе еще не гарантируют свободы (И. Кант).

    Т. о., все аргументы, призванные обосновать возможность (хотя бы в порядке исключения) насилия во благо, оказываются неизбежно уязвимыми. Насилие — это один из спосо бов поведения в предельных конфликтных ситуациях, когдя конфликтующие стороны расходятся в понимании добра и зла: то, чтодля одних является добром, другие считают злом и наоборот. Его логика при этом следующая: там и тогда, где и когда невыносимое зло нельзя блокировать иначе как уничтожив его носителей или подчинив их воле добрых, совершить насилие столь же естественно и справедливо, как, напр., очистить тело от паразитов. Вопрос о философско-этическом обосновании насилия сводится к вопросу о правомерности деления людей на безусловно добрых и безусловно злых. Понятия безусловно доброй и безусловно злой воли логически уязвимы, они как бы дважды отрицают сами себя — непосредственно в силу внутренней противоречивости и опосредованно в силу несовместимости с понятием свободной воли. В ситуации, когда люди кардинально расходятся в понимании добра и зла, каждый из них имеет одинаковое право выступать от имени добра. Если признавать насилие в качестве способа выхода из этой ситуации, то нравственная позиция состояла бы в том, чтобы признать такое право за обеими сторонами. Взаимное признание права силы, которое, в частности, лежит в основе талиона, отдельных форм войны по правилам, дуэлей и т. п., есть первый шаг на пути отказа от насилия, и оно представляет собой более высокую точку зрения, чем моральное оправдание насилия. Моральная аргументация не смягчает насилия, а укореняет и ужесточает его: насилие возводится в обязанность, предполагающую не ограничиваться победой, а превратить ее в унижение и изничтожение противника.

    Усилия философов найти насилию позитивное место в этико-нормативных программах и метафизических образах человека и мира если и были обусловлены их личным политическим оппортунизмом, то отнюдь не в первую очередь; более существенны два других мотива: а) стремление найти соразмерное и эффективное средство борьбы против зла и, самое главное, б) конкретизировать идею активного, деятельного начала в структуре бытия. Дня адекватной оценки их позиции следует иметь в виду, что они строго не разводили понятия силы (власти) и насилия. Такая понятийно-терминологическая размытость объяснялась и оправдывалась реальным состоянием нравственно-исторического опыта человечества, в котором сила в значительной степени была явлена в форме насилия. В настоящее время ситуация существенно изменилась прежде всего в связи с “прогрессом” оружия (средства насилия), разрушительная сила которого достигла тотальных размеров. В философии, уже не отождествляющей силу с насилием, складывается интеллектуальная традиция ненасилия (М. Ганди, М. Л. Кинг и др.); в рамках философии политики (Дж. Шарп) вырабатывается взгляд, согласно которому сотрудничество с населением является более существенным и специфичным признаком политической власти, чем легитимное насилие.

    А. А. Гусейнов